Полное погружение (СИ) - Васильев Сергей

— Вы знаете, что это были за вещества? — спросила Стрешнева.

— Нет, — покачала головой баба Груня, — химия всегда была для меня terra incognita. Мы закончили работать поздно вечером, я отнесла письмо в газету, когда стемнело, а утром следующего дня Филиппова обнаружили мертвым на полу в своей лаборатории. Михаил Михайлович собирался допоздна работать и там же заночевать. Ночью мы не слышали ничего подозрительного, поэтому его жена, Любовь Ивановна, пошла проведать мужа только после полудня. Дверь в лабораторию оказалась заперта, на ее настойчивый и громкий стук муж не отзывался. Заподозрив неладное, она позвала домашних, мы вскрыли дверь и увидели ученого лежащим на полу. Он уже окоченел.

— От чего же умер профессор? — Васины вопросы множились по мере повествования.

— Доктор Полянский — первый из врачей, кому довелось освидетельствовать тело, о причинах смерти первоначально сделал запись: «Mors ex causa ignota» («Смерть по неизвестной причине»). Потом к расследованию был привлечён делопроизводитель Главного артиллерийского комитета полковник Гельфрейх, которому было поручено произвести экспертизу опытов, проводимых Филипповым в ночь его смерти. Он сделал вывод, что профессора отравили. После вскрытия тела покойного, произведённого в Мариинской больнице, полицейский врач Решетников и полковник Гельфрейх, под нажимом охранного отделения, потом дважды меняли своё мнение. В результате, заключению экспертов не поверил никто — ни родные, ни коллеги, ни сочувствующие…

— Ясно. Аграфена Осиповна, вы ещё ни слова не сказали о моих родителях, — Василиса мягко направила разговор в нужное ей русло.

— Ах да, конечно… Ты прости меня, Васенька, нахлынуло… Твои родители в это время находились в Риге — там у Филиппова было что-то вроде испытательного полигона, и сам он постоянно ездил на берег Балтийского моря. Михаил Михайлович говорил, что Стрешневы — лучшие ученики и вполне могут продолжить его дело. Вот и в этот раз они вместе с тобой были в отъезде… Наверно, это вас и уберегло…

— От чего?

— От того ада, что началася сразу после смерти Михаила Михайловича. Мы ещё не успели прийти в себя от жуткой картины смерти, как в лабораторию нагрянула полиция, тут же приступившая к скрупулёзному обыску. Сыщики не делали разницы между частным и общественным, совали свой нос даже в грязное белье и картофельные очистки, в самой лаборатории сдирали обои, прощупывали обивку кресел и диванов. Все бумаги, на которых рукой профессора была записана хотя бы одна фраза, они сразу упаковали в кожаные мешки и забрали с собой. Они изъяли весь архив Филиппова, рукопись его последней книги с математическими выкладками и результатами опытов, а также все препараты и аппаратуру.

Баба Груня прерывисто вздохнула и прикрыла глаза.

— Во всём этом было много загадочного… Дело в том, что мы не вызывали полицию. Даже не успели подумать об этом. Странно, что в лабораторию Филиппова вломились не городовые, не следственные приставы и не сыскная часть, а агенты охранного отделения.

Она не выдержала, всхлипнула и слёзы покатились градом. Больше баба Груня говорить не могла — её буквально душили рыдания. Вася налила в кружку воды и подала женщине. Сделав несколько глотков, та чуть успокоилась и продолжила.

— Я не видела и не знаю, как оно было на самом деле, но ходили слухи, что в ходе обыска произошло весьма необычное, скандальное событие. Один из сыщиков, разбирая электрическую схему, изменил положение каких-то приборов на лабораторном столе. Буквально через секунду в районе Большой Охты раздался глухой звук, похожий на раскат грома. Но в небе не было ни облачка. Кто-то из полицейских предположил, что на Пороховых взорвался пороховой погреб. Однако вскоре разнеслась весть, что обрушился каменный флигель на Большеохтинском проспекте. Очевидцы рассказывали, что ни с того ни с сего откуда-то изнутри дома послышался страшный треск, по стене флигеля пробежали трещины, затем всё стало рушиться, а потом из-под развалин вырвались громадные языки пламени. Жертвами трагедии стали двое человек…

— Может быть, совпадение? — осторожно поинтересовалась Вася.

— Может, — пожав плечами согласилась баба Груня, — но когда начались допросы, охранка всех домашних спрашивала про этот флигель — был ли кто около него или внутри по поручению Михаила Михайловича… Когда очередь дошла до меня, я не стала ждать… И вот с тех пор живу здесь…

— Вы бывали в том флигеле?

— Бывала и как раз по поручению профессора, хотя даже предположить не могла, зачем ему нужна информация про толщину стен, высоту потолков и наличие подвала.

— Вы боялись чего-то конкретного?

— Домочадцы не понимали, в чем они могут быть виноваты. Полиция не отвечала ни на один вопрос. Только сначала были допросы, а потом начались аресты, загадочные исчезновения и гибель людей, связанных с научной деятельностью Михаила Михайловича…

— А мои родители?

— Они больше не появились в Петербурге, а когда началась война с японцами, вместе с другим ученым-физиком, Николаем Дмитриевичем Пильчиковым, профессором харьковского технологического института, отправились на Дальний Восток, к адмиралу Макарову. Мы виделись позже, после войны. Они мало рассказывали про работу, больше показывали тебя трехлетнюю. Ты уже тогда очень была похожа на свою маму. Они с увлечением продолжали опыты и эксперименты. Говорили, что исследования дали абсолютно новые, неожиданные результаты… А потом Николая Дмитриевича тоже убили, и связь оборвалась окончательно…

— Он умер так же, как профессор Филиппов?

— Нет, его просто застрелили…

— И что, на всём свете не осталось никого, кто бы мог прояснить судьбу моих родителей?

— Почему же? Ученик Пильчикова — дядя нашего Петеньки… Только он после того случая… Немного повредился… Никого к себе не подпускает.

— Но попробовать-то можно?

— Можно, только не говори, что ты Страшнева и имеешь хоть какое-то отношение к работам Филиппова и Пильчикова. Он не без основания считает, что все, кто связан с этими людьми, являются для него смертельной опасностью…

— В таком случае, Аграфена Осиповна, ему стоит озаботиться безопасностью Пети.

— Почему?

— Дело в том, что на затонувшем транспорте в Севастополь перевозили лабораторию и какие-то записи Филиппова. Туда простым смертным билеты даже не продавали. Попасть можно было только по специальному разрешению из Адмиралтейства или генштаба. А значит, все, кто был в списках пассажиров, могут быть отнесены к сопровождающим этот груз, то есть попадают в группу риска. Кстати, вы знаете, как Петя очутился на корабле и что он там делал?

Василиса говорила, а сама в ту же минуту вспомнила, что сейчас в госпитале лежит Даниил, тоже оказавшийся пассажиром этого транспорта. Его надо обязательно предупредить об опасности, но это лучше сделать завтра. А сегодня она должна попытаться совместить в своей голове взаимоисключающие факты: студенты — супруги Стрешневы из начала ХХ века, и её родители — ученые Стрешневы из начала XXI-го — это одни и те же люди. Таких совпадений не бывает. И последняя капля — загадочные взрывы: один из них — во флигеле Большой Охты, описанный бабой Груней, поразительно похож на тот трагический, произошедший в 2015-м, когда в своём доме погибли папа и мама… Или не погибли? Ведь тел так и не нашли. А Василиса Стрешнева? Где она, настоящая, там — в своей технологической современности, или здесь?

Михаил Михайлович Филиппов ( 1858 −1903) — русский писатель, философ, журналист, физик, химик, историк, экономист и математик, популяризатор науки и энциклопедист. Член Санкт-Петербургского математического общества. Доктор натуральной философии в Гейдельбергском университете. Основатель, издатель и редактор журнала «Научное обозрение». Автор и редактор трёхтомного «Энциклопедического словаря» (СПб., 1901 г.) Автор первой в России рецензии на 2-й том «Капитала». Автор исторического романа «Осаждённый Севастополь».