Деньги не пахнут 6 - Константин Владимирович Ежов
Толпа гудела, как улей. Здесь собрались титаны мировой экономики – лица, знакомые по обложкам журналов и новостным лентам.
– Позволь представить, – произнёс Киссинджер, положив руку Сергею на плечо. – Это Шон, тот самый, кто сыграл ключевую роль в деле "Theranos".
Гул голосов, рукопожатия, звонкий смех, короткие взгляды с подтекстом.
Сергей искусно продолжал игру, начатую часом ранее, изображая лёгкую уязвимость, будто присутствие здесь было не заслуженным подарком, а случайной милостью судьбы.
И это сработало. Киссинджер представлял его всем подряд, словно гордился находкой.
Теперь Сергей говорил с теми, к кому при иных обстоятельствах не смог бы даже приблизиться: управляющими крупнейших хедж-фондов, президентом МВФ, главой JPMorgan Chase, генеральным директором Amazons.
Каждый разговор был как партия в шахматы – точные формулировки, осторожные шаги, лёгкая усмешка.
Рядом Киссинджер, в своём неизменном костюме с безупречным галстуком, не уставал повторять:
– Этот молодой человек способен перевернуть финансовый мир. Редко встретишь того, кто умеет зарабатывать, оставаясь честным.
Сергей лишь кивал, поддерживая тон.
– Когда запуск фонда? – спрашивали одни.
– Говорят, стратегия активистская. Уже выбрана цель? – интересовались другие.
Поддерживая беседу, он одновременно скользил взглядом по залу, выискивая нужное лицо.
Всё это общение, все эти рукопожатия были лишь прикрытием.
Настоящая цель была одна.
"Где он?.. Где Акман?"
И вот – взгляд зацепился за знакомую фигуру.
Мужчина в дорогом костюме замер, заметив Сергея. Лёгкая тень недоумения мелькнула на лице.
Акман.
Сергей позволил себе короткую улыбку и тихо толкнул Киссинджера локтем.
– Господин, там кто-то, с кем хотелось бы поздороваться.
– Кто именно?
– Вон тот, – едва заметный жест в сторону Акмана.
Киссинджер посмотрел, рассмеялся от души, с той простодушной радостью, которой нередко прикрывают интерес.
– Ха-ха! Ну что ж, пойдём, познакомимся!
И оба двинулись сквозь толпу, в шуме музыки, под звон бокалов и солёное дыхание моря, где огни отражались в воде, как разбросанные монеты.
Глава 2
Акман был выжат до последней капли – и телом, и духом. Снаружи – улыбка, легкий смех, уверенные кивки, но под этой маской уже звенела усталость, натянутая, как струна, готовая лопнуть от любого звука.
В зале пахло шампанским, дорогими духами и терпким потом тех, кто слишком долго изображал восторг. Воздух был густ, как в парной.
Мысли метались: "Ещё бы полчаса продержаться… потом можно исчезнуть. Сказать, что дела, что звонок, что…"
Но пальцы едва подняли бокал, как движение оборвалось.
Где-то на краю взгляда – знакомый силуэт. Высокий, почти на голову выше окружающих. Чёткие линии лица, словно выточенные из холодного камня. В костюме – безукоризненный порядок, каждая складка на месте.
Молодой мужчина восточно-европейской внешности.
Сергей Платонов.
"Вот так встреча…" – пронеслось в голове.
Имя, которое уже несколько дней витало в воздухе кулуарных разговоров, мелькало в заголовках аналитических сводок. Но этот вечер – не место для таких, как он. Одной шумихи, даже самой громкой, было мало, чтобы попасть сюда.
Вопрос, однако, разрешился сам собой. Рядом с Сергеем стоял Киссинджер.
"Связи… конечно. Всё предсказуемо."
Акман почти уже отмахнулся от этого, как от чего-то заурядного, но взгляд упорно возвращался к фигуре молодого человека. В памяти всплыло утреннее заседание – настырность Платонова, как он, не стесняясь, подкупал других участников, лишь бы задать вопрос лично Акману. Та же решимость в глазах, та же внутренняя пружина.
"Не к добру."
Мысль холодком скользнула под рёбра.
В голове быстро сложились варианты: фанат, ищущий признания. Или карьерист, желающий втереться в доверие. А может, просто амбициозный выскочка, готовый на любой выпад, лишь бы громче заявить о себе.
Как ни крути, каждая из трёх версий казалась одинаково утомительной.
Решение пришло мгновенно – игнорировать. Проще не бывает.
Но едва взгляд Акмана скользнул в сторону, как пересёкся с чужим.
Сергей смотрел прямо, открыто, и вдруг улыбнулся. Тихо наклонился к Киссинджеру и что-то прошептал.
"Вот и началось…" – Акман сдержал тяжёлый вздох.
Не было сомнений – он просил разрешения подойти.
Но всё оказалось ещё неприятнее. Подойти Сергей решил не один. Рядом с ним двинулся сам Киссинджер.
"Потрясающе. Теперь и не отвертеться."
Если бы Платонов подошёл один – можно было бы обменяться короткими вежливыми фразами и, сославшись на звонок, тихо раствориться в толпе. Но присутствие Киссинджера превращало это в минное поле.
В зале, полном слухов и взглядов, любое неосторожное движение могло стать предметом обсуждения. Одно не так сказанное слово – и завтра заголовки запестрят чем-то вроде: "Акман проигнорировал Киссинджера".
Хруст бокала в руке прозвучал громче, чем хотелось. Время, казалось, сгущалось – звуки музыки стали вязкими, словно проходили сквозь вату.
И вот – шаги. Два силуэта приближались. Под мягким светом люстр блеснули очки Киссинджера, рядом – ровная осанка Платонова, спокойная, уверенная походка.
Акман выпрямился, собрал лицо в привычную маску приветливости, а внутри – тяжёлое предчувствие: разговор этот простым не будет.
Первым руку протянул Киссинджер – сухую, тёплую, чуть дрожащую от возраста, но с силой, которой не ослабевает уверенность.
– Так значит, вы и есть Акман? Много слышал. Генри Киссинджер.
В ответ – отточенная, вежливая улыбка, холодная, как сталь бокала с вином.
– Для меня честь, сэр. Уильям Акман.
– А это Сергей Платонов, – добавил Киссинджер, оборачиваясь. – Очень помог в деле "Теранос".
Молодой человек слегка наклонил голову, свет от люстр дрогнул на его лице, отражаясь в глазах тёплыми бликами.
– Следует извиниться за грубость, проявленную сегодня.
– Грубость? – в голосе Акмана промелькнуло лёгкое недоумение.
– На сессии днём… позволил себе излишнее рвение, – продолжил Сергей с мягкой улыбкой. – Попросил другого участника уступить мне очередь, чтобы задать вопрос. Волнение пересилило воспитание. Если это показалось неуважением – прошу прощения. Любопытство иногда управляет сильнее рассудка… стараюсь исправляться, но выходит не сразу. Возможно, когда-нибудь опять оступлюсь – надеюсь, отнесётесь с пониманием.
Тон вежливый, мягкий, но под ним что-то звенело – тончайшая сталь за бархатом. Акман моргнул. Извинение звучало почти идеально – но словно между строк пряталось другое послание:
"Так будет и впредь. Привыкай."
Не угроза – скорее предупреждение, оставленное на краю улыбки.
Киссинджер, стоявший рядом, отнёсся к этому с лёгкостью, будто не заметив подводного течения.
– Ха-ха, у этого парня язык прямее стрелы. Сначала удивляет, потом начинаешь ценить. Не держи на него зла, Уильям.
– Что вы, – ответ прозвучал гладко, почти музыкально. – Молодость без ошибок не бывает.