Воин-Врач IV - Олег Дмитриев
— Если на землях Баграта будут появляться, даже просто иногда появляться мои и Шарукановы дружины, царю станет намного проще и спокойнее. И говорить с персами, турками и ромеями можно будет более уверенно. Я готов поддерживать тех, с кем мы смотрим в одну сторону, — Чародей не пользовался гипнозом, не давил голосом и не навязывал. Просто объяснял то, что имел в виду. Подробно, как не самому одарённому ученику. Арчилу, тому, кто читал труды философов и ораторов Колхидской академии было сложно и неожиданно чувствовать это. Но он понимал, что стоявший рядом знает гораздо, несоизмеримо больше. И чувствовал его силу и уверенность.
— Мне нужно знать морской путь до портов и основные дороги на суше. Пускать суда в ваши горные гордые реки я не буду. Морской путь для грузов и дружины. Дороги — чтобы при необходимости половцы пригнали как можно ближе свои табуны, и мои воины стали перемещаться на их скакунах за спиной Алп-Арслана быстрее ветра. Как думаешь, удивится он, увидев напротив, скажем, десять тысяч ратников? Или двадцать?
Грузинский князь молчал. Пытаясь найти в словах руса шутку, издёвку, сомнение — хоть что-то, что могло позволить на миг усомниться в том, что страшный колдун и вправду может сделать то, о чём говорит. Но ничего не находилось. Кроме привычных уже силы и уверенности.
И тогда князь Варданидзе взял предложенную кисть. И нанёс на карту границы царства и княжеств. Отметил важные перевалы и пути к ним, горные пороги, дороги и порты. Потому что был убеждён в твёрдости духа и слова этого странного и страшного человека. Оставалось только надеяться на то, что чутьё не подвело.
Чародей смотрел на схему, привычно сощурившись. И будто чувствовал над правым плечом точно такой же взгляд Рыси, которым тот прожигал карту. Этих знаний не было даже у Ясинь-хана. А они были очень важны. И несказанно своевременны. А если вспомнить, что где-то там неподалёку ещё и льёт сама собой из-под земли нефть — тем более. И наплевать, что в этом времени пока никто ничего не умел с ней делать, кроме как жечь да использовать, как средство от геморроя. Расскажи я кому-нибудь из менеджеров нефтяных компаний моего времени, куда отправляли их чёрное золото предки — боюсь, мне вряд ли поверили бы.
К этому времени дамы, украшение стола, покинули нас, и отдуваться за них пришлось многострадальной «всеславовке». Мастера промышленного самогоноварения из Лавры не подвели, обеспечив такой ассортимент, что даже у экспертов-дегустаторов из Ставки глаза разбегались. А потом я вдруг вспомнил, что так и не проверил «технологические карты» отца Антония, как собирался, поэтому состава некоторых амброзий не знал. И это едва не привело к непоправимой беде.
Ираклий, единственный из всех иберийских гостей, имевший голубые глаза, от чего смотрелся редкостным средиземноморским мачо, вдруг оборвал песню на вдохе. И широко открыл рот, то ли собираясь взять особо сложную ноту, то ли набрать побольше воздуха. Но не вышло у него ни то, ни другое. Когда я подбежал, будто рванув вперёд Всеслава, не понимавшего, что творилось с грузином, тот уже начинал стремительно, страшно быстро бледнеть. Воздух попадал в лёгкие короткими рывками с тревожным свистом и хрипом. Пальцы, губы и уши побелели до синевы.
— Леся! Федос! Ко мне, скоро! —рявкнул я на весь двор, слыша, как тут же захлопали двери в теремах и постройках.
Сметя левой рукой всё со стола, я с Гнатом втащил на столешницу Ираклия, у которого уже закатились глаза. Приложив пальцы к сонной, а другой рукой пытаясь нащупать пульс на запястье, понял, что давление упало критично. Анафилактический шок в лучшем виде. А до синтеза кортикостероидов ещё примерно тысяча лет. Не дотянет.
— Здесь, батька! — выдохнула Леська, прижимая к груди какой-то берестяной короб. Ты гляди, мигом примчала, вот уж точно скорая помощь.
— Аллергия, шок, низкое давление, скоро дышать перестанет. Чем можешь помочь? — слова из моей и Всеславовой памяти будто в кучу сбились, но, кажется, она поняла, что я имел в виду.
Пошарив глазами под лавкой, наклонилась и вытащила небольшой кубок, который мы с Гнаткой и соседями по столу чудом не затоптали. Сунула внутрь нос и тут же протянула мне. Мёд! Ну конечно! Сильнее аллергена ещё поискать. Но к адреналину, хоть бы и в виде экстракта коры надпочечников, нас это знание не приблизило ни на миг.
— Воды тёплой, трубку, воронку, соль, угля тёртого! — крикнул я снова на всё подворье, едва не сбив этим воплем с ног Федоса, что бежал с нашим уже привычным военно-полевым набором.
Пока он разворачивал скрутку на соседнем столе, который тоже оперативно освободили, наклонив и вернув в исходное положение, вылетели и Домна с подручными. Намешав спешно, облившись и обсыпавшись угольной пылью, пару литров, я начал заливать раствор в грузина. Который дышал ещё хуже, но пока самостоятельно. Знакомая процедура прошла быстро, повторилась дважды. Когда третья порция воды, а с ней вместе и вся последняя еда покинула Ираклия, он, будто от обиды за съеденное, перестал дышать.
— Федос, интубируй! Заррраза, да чем же тебя спасти-то⁈ — ну, допустим, «раздышим» мы его. А давление? Сосудистые спазмы? Аллерген может работать долго и эффекты выдавать разнообразные.
Через железную трубку воздух в гостя пошёл успешно. Но глаз он обратно не выкатывал, синеть не переставал. Про многоголосые песни и думать было нечего. Очень плохая примета, если гость помрёт на застолье, хуже и придумать нельзя.
— Вспомнила! Я вспомнила! — воскликнула Леся и начала срывать с грузина одежду.
Степени напряжения и идиотизма, наверное, в общей картине это не снизило. Но и не прибавило особенно. Повинуясь командам ведуньиной внучки, мы перевернули Ираклия на живот. Дочкины пальцы пробежались по заросшей тёмным во́лосом спине, опустившись почти к
