Профессия – превращатели! (СИ) - Гринчевский Игорь Леонидович

— Вот ведь… Хоть не отпускай его никуда. Но — не получится. Если добром жрецам не отдадим, так его царские войска силой уволокут. А торф… Пусть у нас остатки забирает, для такого дела — не жалко!

* * *

Недаром говорят: «Кому война, а кому мать родна!»[3] Вот и сейчас — колхи лишились земель по берегам Хураздана, с обеих сторон полегло немало народа, но нашлись и счастливчики: те, кто переселялся на возвращённые земли, купцы, продающие переселенцам разную всячину и скупающие у воинов ненужную им часть добычи… Ну и предприимчивые люди, вроде принявшего их хозяина. Здесь, на берегу Севана и возле истока Хураздана люди селились с незапамятных времён. И почти так же давно они принимали путников на ночлег или более длительный отдых, кормили их и поили за долю малую.

— Вот ваш ужин, гости дорогие! Лучший сыр, моё личное вино, такого ни у кого на много дней пути не найдёшь, лепёшки свежие, кебаб особый, такого нигде не попробуете — барашек молодой, мариновали по семейному рецепту, ещё прадед моего деда придумал! Овощи печёные, каша гороховая… Вы кушайте, кушайте, сил набирайтесь, видно же, что издалека идёте!

«Ох и плут, ох и враль!» — улыбнулся про себя Волк. — «Да мариновать мясо для кебабов только в прошлом году и начали!»

И он был уверен, что знает, кто всё это придумал. Руса Еркат, сын Ломоносов, кому же ещё, кроме этого умника. И вино лучшее, конечно же, теперь в роду этого парня делают, про то все знают. Но — такова традиция, все хозяева, принимающие путников, хвастаются древними рецептами своей семьи и лучшими блюдами и напитками. Но он промолчал, не с его колхским акцентом, пусть и легким, здесь и сейчас обращать на себя внимание. К счастью, его отряд включал людей разных народов и полукровок, так что сейчас говорить будет Боцман, он родом из айков, с побережья Восточного моря[4], даже прикидываться особо не придётся.

— Верно, издалека, от самого Восточного Моря. Деревенька небольшая, но известная, Меловой называется, слыхали, небось? — тут же охотно начал рассказывать Боцман. И, не давая хозяину времени ответить, продолжил: — У нас там самая известная дубрава предков на всем западном берегу. А тут слухи пошли, что в роду Еркатов предки так парня благословили, так благословили… Вот и послали нас всем миром разузнать, как дело было. Может, и нам удача улыбнётся.

— Ха, удача! — захохотал сидевший неподалёку старик. — От такого везения, парень, я бы бежал, смазав пятки салом!

— Да что ж там не так? Предки добра им отгрузили, только успевай в мешки складывать! — демонстративно удивился Рустам по прозвищу Полуперс, третий и последний член отряда, которого Волк прихватил в эту вылазку. — Ты, уважаемый, лучше к нам присаживайся, да расскажи толком, мы угощаем! Для такого человека не жалко, ты ж нам, считай, помогаешь с задачей справиться!

Тут же просветить путников возжелало ещё трое соседей.

— Поначалу-то нормально всё было, парни, врать не стану. Родню выкупили, железа доброго делать стали — как во времена предков. Да только меньше месяца назад жрецы на них глаз положили. Так что и Русу этого в столицу утащат, и налоги поднимут, вот увидишь!

— Погоди, ты толком рассказывай, не спеши, у нас весь вечер впереди.

* * *

Выслушав новости, путники «передумали» и договорились, что их снова перевезут через Севан.

— Ну что ж, братцы, новости отличные! — сказал Волк, довольно потирая руки. — У нас месяца полтора есть, чтобы засаду подготовить.

— Командир, но как⁈ — поразился Боцман. — Нас в отряде всего дюжина, а там в каждом из храмовых отрядов — по столько же. Ещё десяток-другой родичей будет, не меньше. Опять же, они, наверняка, до Эребуни с торговым караваном пойдут, там тоже две-три дюжины охраны и купцов.

— Правильно! Вот поэтому мы их в Эребуни и встретим. Там караван разбредётся, жрецы и их отряды — по своим храмам отправятся, у родичей тоже дела найдутся. А Руса наш — парень молодой. Наверняка пойдёт по городу походить, на торг тоже заглянет…

— А охраны при нём не будет! — догадливо подхватил Полуперс. — Так, пара-тройка родичей. С этими мы справимся!

— Если правильно подготовимся — то справимся! — согласился Савлак. — Надо ведь не только охрану одолеть, надо ещё потом город покинуть, да так, чтобы нас не выследили. Вот для того мы туда и отправимся.

* * *

— Пора, Руса, лей! Лей, а то упустим! — азартно проорал Пузырь. Он, и правда, был похож на пузырь: низковат, полноват телом, руки и ноги коротенькие и пухлые. Но прозвище вовсе не носило обидного характера, наоборот, это был повод для гордости. Пока что этот молодой мужик, недавно принятый в род через свадьбу, был единственным нашим стеклодувом. И если он говорит, что пора, то надо действовать, а не сомневаться и не интересоваться, как он это определил. Ответ я и так знал: «видит» он, понимаете ли. Вот никто больше ничего не замечает, а этот… И объяснить ничего не может, что характерно!

— Осторожно!

Я приучил всех отдавать такую команду перед любой опасной операцией, и сам не стало этим пренебрегать, хоть рядом никого, кроме Пузыря и не было, а он был полностью в курсе.

Расплавленное стекло тонкой струйкой полилось на поверхность жидкого и подогретого олова. Увы, с первой пробой ничего не получилось, слишком велика была разница температур. Поэтому розлив стекла на подложку теперь проводили прямо в печи, а медленное остывание обеспечивали постепенным убавлением мощности горелки.

— Хорошее стекло выйдет, прозрачное! — довольно заключил напарник. Блин, а вот это он как узнаёт? Ладно с пузырьками я ещё понимал. Если правильно выдержать температуры плавки стекла, время варки и параметры его розлива на оловянную подложку, то старые пузырьки успеют выйти, а новые — не смогут проникнуть внутрь уже достаточно вязкой массы.

Но с чистотой-то как? Примеси вездесущего железа придавали стеклу зеленоватый или зелено-голубой оттенок, в зависимости от степени окисления. Так что красить стекло в зелёный, почти бутылочный, цвет мы уже умели. Именно мы, хорошие варки получались только с Пузырём на пару. Я правильно составлял шихту и управлял печью, а он точно определял, что творится со стеклом. Получался и «цвет морской волны». А соединения марганца могли придать стеклу разные оттенки — жёлтый, коричневый, фиолетовый. Тут уже получалась лотерея, точно предсказать результат не мог никто из нас.

Но самая мякотка была в том, что если марганца добавить точно в меру, то зеленоватый цвет железа исчезал, а вот желтоватый — так и не появлялся. И мы имели то самое прозрачное стекло, к которому я и привык.

Если наш главный (и единственный) стеклодув не ошибся, получим мы его и в этот раз.

— Готово!

Стеклянную массу я намеренно разлил не до конца. Стеклянная пластина медленно остывала, а мы ждали нужного момента.

— Всё, теперь я! — скомандовал Пузырь. Я отодвинулся ещё дальше, а он взял специально изготовленную стеклодувную трубку из железа, зачерпнул массу и принялся, аккуратно вращая трубку, зажатую между ладонями, выдувать очередной пузырь из стекла. Я зачарованно наблюдал. Когда «пузырёк» достиг примерно объёма гранёного стакана, он прекратил дуть, отдал команду об осторожности и начал раскачивать железную трубку, как маятник. Вместо шарика получился эдакий «огурец». Я только завистливо вздохнул. Да, трубки у него получались неровными и диаметром сантиметра в два, но ведь получались же!

Между тем он сунул кончик «огурца» в расплав, снова повращал там, давая налипнуть массе, и перенёс слегка утолщённый в нижней части цилиндр в пламя горелки.

Я досадливо поморщился. Увы, даже мне, заявки которого удовлетворялись в приоритетном порядке, не удалось оторвать медника от своих полей, чтобы изготовить мне новую горелку и насадку «ласточкин хвост», незаменимую для стеклодувов.

«Весенний день год кормит!» Эта поговорка дожила даже до времён моего детства. А тут она была законом. Какой бы ты ни был мастер, но кто-то должен сажать овощи, вскопать огород, а главное — высеять зерно. Заканчивался сев яровой ржи, но это не спасало, тут же начнут сеять местную пшеницу, при виде которой мне почему-то упрямо лезло на ум устаревшее слово «полба».