Ловкач - Ник Перумов
Я сам был чудовищем, но, по крайней мере, я это осознавал.
Плотью Астрала, новым своим пальцем я коснулся Завязи, ускоряя её рост, вливая в неё новые силы. Расширяйся! Распространяйся! Тебе нет предела, у тебя нет границ!
«Брат… — раздался вдруг словно многоголосый вздох. — Ты изменил сторону, брат!..»
Их броня начала разворачиваться, раскрываться, надвигаясь на меня со всех сторон. Об Александре и других моих спутниках все и думать позабыли — то, что мне надо.
«Ну вот, — раздался довольный голос Мигеля. — Браво, Ловкач. Ты отлично справился. Мало кто в тебя верил, а я вот наоборот. Всем говорил — зря вы, он прекрасно всё сделает. „Детский хор“ свой долг исполнит. Изменники великому делу Лигуора будут уничтожены. Все до одного. Ловушка захлопнулась».
Ловушка! Это было как удар молнии. Всё встало на свои места, всё обрело смысл.
«Детский хор» только изображал борьбу со вселенской Плесенью. И Ванда это почувствовала — но не до конца.
Да, ловушка. Для тех, кто поймёт, что такое Лигуор, и повернёт оружие против него. Кто сумеет скрыться от его соглядатаев во тьме Разлома, в его бушующей силе. Кто без малейшей жалости пожертвует целым миром, чтобы лишить Плесень силы.
Ловко придумано. Очень ловко.
Где-то в отдалении загремело и загрохотало. Ожило множество астраломеханических устройств, и цепь старших адептов «Детского хора» затянула своё песнопение.
Древний, архаичный способ — ритуальная инкантация, медленная и не годящаяся для боя, но, правильно применённая, могущая поистине сотворить чудеса.
Завязь с Узлом отозвались тотчас. Все до единого рунные камни повиновались этому зову, все исполняли команду — сколько же времени, сколько лет потребовалось, чтобы разработать эту ловушку, и какие умы должны были этим заниматься?..
И тут я понял, что нет, это не умы. Это не «Детский хор» разрабатывал и испытывал тонкие чары, что должны были повернуть всю мощь Узла против его врагов. Это сам Лигуор, только он. Только он мог создать такое, задолго заготовить капкан для тех, кто неизбежно взбунтуется против его власти и серого зла, пышно именуемого «прогрессом», «развитием» и «естественным порядком вещей», где «отжившее» должно — нет, просто обязано уступить место «новому».
А «старое», выходит, сделается пищей для Лигуора.
А проявившие колебания, усомнившиеся, задумавшиеся — становятся орудиями уничтожения себе подобных.
«Что это?.. Что происходит?..» — зашумело на многие голоса у меня в голове. Воины Разлома задвигались, образуя круг, однако никто и не собирался их атаковать в развёрнутом строю.
Детский хор тянул и тянул своё заклятие. Узел кипел, и земля начала пузыриться.
«Земля, как и вода, содержит газы. И это были пузыри земли…»
Но и вторгшийся отряд был, как сказал бы истинный Ловкач, не лыком шит.
Они не рассыпались, не потеряли строй, наоборот — сомкнулись плотнее, сгрудились. Жемчужно-серые пластины живой брони заискрились, только в Астрале это выглядело иначе; там над каждым из них вспух свой, отдельный вихрь, словно маленькая личная воронка, отсекающая, отталкивающая нависшую над ними чужую силу.
Это был наш шанс.
Кипит земля за спиной, нити силы тянутся за мной, подобно паутине, строй воинов в живой броне, готовый защищаться — и мы, тоже готовые, но совсем к иному.
Я махнул рукой, и отпорный купол сдвинулся с места.
Тело Ванды осталось позади, она уже никому не была нужна. Я даже не знал, жива ли она или уже нет.
И тут к ней метнулся Сапожок. Тот самый худой мальчишка с острыми плечами, что ловко всадил ей в грудь свой ножик.
— Савва⁈ — только и успел выкрикнуть я.
— Она меня спасла!..
Следом за Саввой кинулся Гвоздь. Подхватил Ванду на руки, бросился обратно. Кипящая земля потянулась за ними длинным языком, пузыри лопались, готовые поглотить.
— С ума спрыгнули! — всплеснула руками баба Вера. Дунула одним из своих порошков, чёрная пыль мигом рассеялась, не долетев до них, но и пузыри больше не лопались. По твёрдой земле Гвоздь с Сапожком добрались до защитного купола.
Заклинание «Детского хора» между тем набирало силу. Голоса, слитые в один, тянули низкую, вызывающую дрожь в костях мелодию; по живым жилам Узла прокатывались судороги, словно по телу больного. Земля дрожала всё чаще, вновь вспухала пузырями — действие усмирившего её на время снадобья явно кончалось.
— Это, которые завывают — жарить всех собираются, — прохрипела баба Вера, прижав ладони к земле. — Прямо в панцирах. До хруста, эка, как поросёнка на вертеле…
— А нас — заодно, — отозвался Гвоздь. — Чую, всех тут спалят, никого не помилуют…
Александра молчала. Лицо у неё стало совсем белым, только глаза блестели — ясно и трезво, несмотря на творящийся вокруг ад. Сфера вокруг нас держалась, но я видел — как она трещит, как по её линиям пробегают мелкие, едва заметные разряды.
«Брат, — вновь зазвучало в моём сознании. — Брат, они выследили нас. Брат, мы должны пасть, но ты — ты обязан сжечь тут всё. Это твой долг, брат. Плесень хочет пожрать нас и тебя тоже, ты чувствуешь?»
— Чувствую, — сквозь зубы сказал я. — И что?
«Есть выбор».
Опять. Всё то же — «выбор». Это проклятое слово мне не понравилось сразу. Тот выбор, что предлагают такие, как мы с ними… такой выбор редко бывает приятным.
«Ты уже понял, что этот мир — кормушка Лигуора. Узлы его держат Лигуора сытым. Он через них соединён с этой плотью — твоей Землёй. Значит, либо мы режем плоть и сжигаем пастбище, раз и навсегда, так, чтобы пастух потерял и стадо, и загон, и всех, от кого Узлы собирают дань, кто пасётся здесь. Всех».
— Всех… — повторил я вслух. Я знал это, но сейчас знание сделалось поистине обжигаюшим.
— Что «всех»? — не выдержал Гвоздь. — Ловкач, ты чего?
— Тише, — прошептала Александра. — Он разговаривает. Там.
«Брат, ты знаешь, что он делает в других мирах, — продолжал голос, соединенный из многих, неощутимо изменившись. — Ты был его рукой.
