Ловкач - Ник Перумов

Мысли эти пронеслись в моём сознании куда быстрее, чем поднявшийся курок револьвера сорвался, ударяя по бойку.

Кольцо на моём пальце сделалось вдруг холодным, как лёд — нет, куда холоднее льда. Настолько холодным, что обожгло.

И я уже знал, что сделать.

Выстрел. Взлетает облачко сизоватого, мгновенно рассеявшегося дымка.

Пуля ударила меня в грудь. Точнее, во что-то плотное, неведомо как оказавшееся во внутреннем кармане моего летнего пальто. Толкнула, но совсем не так сильно, как я ожидал; а я сделал шаг к Мигелю, усмехаясь и протягивая руку:

— Как там насчёт русской рулетки, Мигель? Жалеешь, небось, что патрончиков-то не осталось?..

Лицо его дронуло, но не от ужаса, как можно было ждать. Мигель словно увидел нечто… ожидаемое. Маловероятное, но возможное. И сейчас он, не вдаваясь в объяснения, вдруг повернулся и кинулся прочь.

Причём не просто наутёк, а мигом шмыгнув в какую-то щель; я оказался там мгновением позже, увидав разве что массивную, хоть и узкую дверь, железную, словно в банке. Реципиент умел с ними управляться… но именно, что умел. Я ощущал, что могу разнести её сейчас, эту преграду, но… стоила ли она последней искорки силы, что жила в моём кольце?.. Оно уже не было ледяным, медленно теплело, словно отходя от тяжкой работы.

Рука моя коснулась груди, ощущая твёрдый прямоугольный предмет во внутреннем кармане.

Футляр. Железный футляр с отмычками. Он принял на себя пулю. Но… как он оказался тут? Я ведь точно помнил, что лежал он в брючном кармане!.. И почему на нём нет отметиныы от пули?..

— Спасибо, — негромко сказал я кольцу.

Видать, поистине непрост был мой реципиент, что носил такую штуковину…

Так или иначе, а пора двигаться дальше. Мигель со своими громилами моих проблем не решат.

Но всё-таки хорошо, что на крайний случай есть и такие резервы.

Я шёл по грязному переулку к своей каморке под крышей, и тень узла Лигуора на горизонте пульсировала уже не дальним эхом, а ударами сердца, пусть пока ещё и слабыми. Сумрак ждал, как ждут семена дождя.

Глава 4

Память и свет

Человек со смуглой кожей и длинными чёрными волосами, делавшими его похожим на испанца, через крошечное подвальное окошечко смотрел, как уходит тот, кого он пренебрежительно назвал Михрюткой. И уходит после того, как разобрался с тремя подручными Мигеля, которым, увы, сегодня не повезло. Уходит после того, как получил — должен был получить — пулю в грудь. Досмотрел, отвернулся, зажёг бледно-желтый электрический фонарик и быстро зашагал сквозь лабиринт подвалов Вяземской лавры, спрятав револьвер. Все, чего Мигель хотел — у него получилось. Никаких сомнений не осталось.

Сенной рынок уже просыпался к жизни, бесчисленные возы выстраивались прямо на площади, дюжие ломовики, зевая, подгоняли новые. Шум, гам, брань, каждый норовил занять местечко получше и оттереть соседа.

Мигель их игнорировал. Быстрым шагом прошёл по Садовой к Невскому, свернул направо, миновал садик с памятником Екатерине, Аничков дворец, перешёл Фонтанку и свернул налево, по Литейному.

Сюда выходили зады роскошного дворца, фасадом своим глядящего на реку. Мигель черной кошкой скользнул вдоль вереницы телег — на кухню доставлялось необходимое. Приказчик со стражником, препиравшиеся с возницами у ворот, воззрились на него с подозрением.

— Ты! Чего надобно?

— Его милость Константина Макарыча надобно, уважаемый, — льстиво пропел Мигель. — С весточкой я для него. Ты уж позови, не затруднись, добрый человек, — и Мигель поспешно сунул в подставленные ладони по двугривенному.

На кривые усмешки он привык не смотреть. Эти люди были просто дверями — деревянными полотнищами.

— Лады, тута жди, — приказчик ушёл, пыжась от важности.

А немного погодя Мигель уже сидел в дворницкой, и мажордом Константин Макарыч, прищурившись, глядел на него.

— Токмо его светлости? Самолично его княжеской милости? Мне никак?

— Никак невозможно, милостивец! Его светлость тебе потом подтвердит.

— Тута жди, — тучный управитель поднялся. — Ох, грехи наши тяжкие…

Мигель послушно ждал. Правда, недолго.

…Его ввели в кабинет, более напоминавший додревние боярские палаты. Колонны поддерживают сводчатый потолок, стены покрыты яркой росписью — птицы Сирин, Алконост и Гамаюн, пардусы, гепарды, медведи…

За огромным столом, разгораживавшим кабинет надвое, боком к окну, сидел старик, сухощавый, совершенно седой, в богатом кафтане, какой не увидишь нигде, кроме как в театре… ну или в этом дворце.

— Ваше сиятельство, — Мигель отбил поясной поклон. Иных хозяин кабинета не признавал.

— Сияю, сияю, — буркнул старик, откладывая перо. — Чего у тебя? Чего шум поднял, управителя моего смутил? И обращайся как положено.

— Видел, господин мой княже, сегодня зело преудивительное…

Князь Иван Михайлович Шуйский слушал молча, сведя кончики пальцев вместе, и под немигающим этим взглядом Мигелю стало совсем не по себе. О том, что в подвалах Шуйского люди исчезали бесследно, на дне Петербурга шептались уже давно. Но он продолжал говорить, будто сказитель пел.

— Вот, значит, как… — проскрипел старый князь, когда Мигель замолчал. — Ну, молодца, молодца, что ко мне пришёл. Кому ещё сказывал?

— Никому, княже, вот истинный крест, ни единой душеньке!

— Обратно молодца. Теперь ступай, Куракиных оповести, Гедиминовичей этих, подлюк подлючих. Молчи! Не возражай. Ведаю, что и они тебе платят.

— Ва-ваше си-сиятельство… да я… я ж всецело вам… всей душой… живота не пожалею…

— Пожалеешь, — сухо сказал князь. — Отбивался, значит, этот Ловкач твой, как никогда раньше б не смог?

— Именно так, княже и господине! И… чуял я это в нём, как есть чуял!.. а еще…

Мигель вдруг чуть подался вперед и зашептал на ухо Шуйскому. И едва ли не с каждым его словом брови аристократа поднимались всё выше.

— Ты осторожнее с тем, что чуешь, — посоветовал Иван Михайлович, когда Мигель закончил.

Он явно задумался над услышанным, на висках проступили бисеринки пота.

— Девка у этого Ловкача имелась? — наконец, спросил Шуйский.

— Никак нет!

— Значит, сыщешь. Толковую найди. Вот тебе на траты, — длинные