Полдень, XXI век, 2008 № 11 - Яна Юрьевна Дубинянская
— На свободе?
— Да брось ты. Какая там свобода...
Я тоже поднялась:
— Получается, вы с Колей тогда оказались в меньшинстве?
Он резко повернулся. Глаза в глаза:
— Я же тебя просил. Не надо. Это было мое личное дело.
Пожала плечами:
— Хорошо, не буду.
Женька снова взял со стола бокалы, теперь уже без подноса, шагнул ближе, почти вплотную, и протянул мне мой нетронутый прямо в руки, так что не взять не было никакой возможности. Улыбнулся дружески и чуть устало:
— Все в порядке, Алка. Я знал, что все будет в порядке. Ты еще не отошла от всего этого, тебе пока трудно... ничего, пройдет. Сейчас заберешь малого, вернетесь домой, отдохнешь. Ну, и начинай потихоньку думать над темой. Только не торопись, спешить тут некуда.
— А тебе не кажется, что все может быть наоборот?
Посмотрел недоуменно:
— Что?
— То, о чем ты рассказал. Суть шарашки. Все то же самое, только с обратным знаком, — я глотнула вина, не почувствовав вкуса, и заговорила все быстрее, горячее: — Да, здесь собирают разумных людей. Людей интеллекта, исчезающий вид. Собирают целенаправленно, отслеживают, заманивают самыми разными методами... не перебивай, я же тебя слушала... в резервацию. Здесь, на месте, тестируют, сортируют, подбирают индивидуально для каждого надежную привязь. Ну, и позволяют заниматься ерундой. Без малейшей, как ты сам сказал, отдачи! И все это делается ради того, чтобы там, на свободе — да!!! — этот вид действительно исчез. Полностью. А потом...
— Что потом?
Я вздохнула. Запал вдруг кончился, словно потух огонек на середине бикфордова шнура, не добравшись до взрыва. Допила до дна большими глотками, будто воду.
— Что потом, уже совершенно не важно.
— Ты несешь чепуху.
— Может быть.
Поставила бокал на поднос, подошла к двери, распахнула створки. Детский шум под лестницей поутих, но все-таки звучал еле слышным фоном, словно плеск моря в штиль. Только бы он оказался настоящим. Только бы...
Тогда решение придет само, и оно будет правильным.
А все правильное — выполнимо.
* * *
Димка держался крепко. Так, что онемели пальцы — на холоде, без перчаток.
Ни о чем не спрашивал. Молчал.
Но я отвечала. Быстрой, успокоительной (кажется) негромкой скороговоркой:
— Уже недолго. Заграждения с той стороны быть не должно, ну, может, какая-нибудь сетка... а скорее просто лес, и все. А за лесом — шоссе. Проголосуем, поймаем машину... Только не бойся. Ты же ничего не боишься, правда?
Помотал головой. Еще крепче стиснул руку.
На нашей стороне была внезапность. Стремительный старт, которого никто от нас не ожидает. Вместо долгих объятий и поцелуев, вместо бесконечных расспросов и рассказов, вместо расслабляющего чая на кухне, вместо естественного человеческого сна, вместо основательных размышлений о будущем. Даже вместо того, чтобы зайти в коттедж за вещами. Если б мы сделали хотя бы это, нам бы уже не дали уйти.
Но мы свернули с тропинки сразу, как только углубились в лес; Женька сослался на дела и не пошел провожать, не сознавая, какой дает нам шанс, — а может, и сознавая, не важно. Это озеро, оно располагалось на самом краю схемы... виртуальной, но вряд ли та шарашка по территории слишком отличалась от настоящей. Выбраться на шоссе. Раньше, чем нас успеют хватиться, раньше, чем обработают результаты моего теста на прохождение, раньше, чем обо мне в принципе вспомнят, раньше, раньше...
Димкины пальцы, сросшиеся с моими. Здесь, со мной. И это главное. Меня ничего тут не держит.
Возможно, если б я сделала паузу, взяла тайм-аут, дала слабину — они нашли бы, чем и как привязать меня к шарашке. Возможно, через день, два, неделю, месяц я уже чувствовала бы себя удачливой и счастливой, как все они, мои потенциальные коллеги, «люди интеллекта», с которыми и вправду было здорово петь Киплинга под гитару и говорить на одном языке. Никого из них я больше никогда не увижу, а жаль. Даже несостоявшейся дискуссии с элегантной стервой Ольгой — все-таки она зацепила меня некоторыми моментами своей монографии...
Интересно, как поступит Алекс... Александр Исаакович теперь, когда они встретились — в виртуальном пространстве, да, но ведь он именно того и добивался изо всех сил, преодолевая собственный потолок. Что-то же он должен был вынести из этой встречи, понять, переосмыслить, переставить акценты, избавиться от ложной привязи, на которой его держали шесть лет! Может быть, он когда-нибудь тоже... хотя это его личное дело. Как и Женьки с Колей, ценных и полноправных сотрудников шарашки — все-таки совершивших пускай неудачную, но попытку бегства.
— Мам, ты слышала? Вроде бы машина.
Остановилась, прислушалась. Тишина — и вдруг отдаленный гул, нарастающий и тут же слабеющий вновь. Потом еще... Я никак не могла определить, откуда идет звук, Димка сориентировался раньше и точнее, указал направление. Чуть правее, чем куда мы шли до сих пор. Но, кажется, довольно близко. Близко!..
«Не проецируй на себя», — посоветовал мне когда-то Женька, говоря об их с Николаем побеге. Не буду. В отличие от них, у меня все получится. Теперь-то я знаю точно. Не суть важно, какую информацию рассчитывали добыть психоаналитики шарашки из символов и кодов моего теста—я кое-что узнала о себе сама. Да, если придется, я упаду лицом в живую зловонную грязь, но не дам себя засосать. Я среагирую молниеносно на все что угодно, пусть даже домашний очаг вдруг обернется чудовищем. Я своими руками сверну шею любому, кто попробует меня заклевать. И я больше никогда, ни при каких условиях не выпущу Димкиных пальцев. Я не отдам его никому, и шарашке — в первую очередь.
Мы уедем подальше и начнем новую жизнь. С большим и светлым местом под солнцем для нас двоих. Мой сын никогда не будет неудачником, способным только жаловаться на неправильное устройство жизни, от которой лучше всего спрятаться—хоть в заповедник, хоть в резервацию, хоть к черту в зубы. Никогда.
— Мам, вон там, видишь?
Тень пронесшегося мимо низкого силуэта за сосновыми стволами. Уже отчетливый шум мотора и визг колес — притормаживают на скользкой дороге. И опять затихло: все же тут не самый оживленный участок шоссе. Быстрее! Остановить кого-нибудь, нет разницы, в каком направлении, и денег у меня тоже нет, ни копейки, но признаться в этом можно будет позже, потом, далеко...
И
