Полдень, XXI век, 2008 № 11 - Яна Юрьевна Дубинянская
— Вы уверены?
— Можете проверить. Сауна, бар, фитобар — с чего начнете? Я же не знаю вкусов вашей жены. Димка, тот, конечно, торчал бы в бассейне, да кто ж его пустит. Детская у них аж на третьем этаже, высоковато, — я ступила на светлую дорожку поверх мраморной ступеньки; задрала голову. —Димка! Ди-и-имка-а-а-а-а!!!
Закричала скорее с вызовом, чем с отчаянием или надеждой.
Послушала отзвук собственного крика, замирающий где-то под высоким потолком. А затем—тишину. Секунду, две, десять... целую минуту тишины.
Сесть на ступеньку и заплакать. И чтобы кто-нибудь обнял за плечи. И резким движением сбросить с них чужие руки. И все.
Алекс по-прежнему стоял позади меня. Просто стоял, не пытаясь коснуться.
— Давайте все-таки поднимемся, — предложил он.
* * *
— Поздравляю, — сказала женщина.
Она оказалась гораздо красивее, чем я думала, чем представляла себе по формальной паспортной фотографии. Она была безупречно элегантна, истинная леди от шпильки до булавки. Прямая спина и гордая голова, причесанная волосок к волоску. Французский маникюр. Легкий дорогой запах.
А я топталась в дверях, оставляя грязные следы на ковровом покрытии, сама себе противная в провонявшей насквозь заскорузлой одежде, со спутанными волосами и засохшей кровью на лице, не зная, куда деть руки с обломанными черными ногтями. Контраст не для слабонервных. Не для меня.
За моей спиной шумно задышал и завозился человек, выглядевший, кстати, немногим лучше. После длинной-предлинной паузы выдохнул:
— Оля...
Женщина брезгливо сдвинула брови:
— Саша, сходи умойся.
Робкий утвердительный звук за спиной. Дверной скрип и шаги вниз по лестнице.
...А Женьку я сразу и не заметила. Только тогда, когда он тоже сказал:
— Поздравляю, Алла.
Не скажу, чтоб я была особо удивлена. Женька весьма органично здесь смотрелся: среди дорогих ковров и мебели с жемчужной обивкой, при даме в изящном деловом костюме под цвет его собственного элегантного пиджака. Как всегда, примерещилась тонкая оправа очков... смешно.
— С чем? — бросила я, усаживаясь на софу. Обивку, видимо, придется менять, и пусть.
Улыбнулся:
— С прохождением, конечно.
— С успешным прохождением, — уточнила женщина. Не без иронических ноток в голосе.
Она меня раздражала. Если б не она, я могла бы сейчас сказать Женьке: наконец-то я тебя нашла, мы все-таки не совсем чужие люди, я прошу тебя, в память нашей студенческой юности, твоего брейн-ринга... пожалуйста... И совсем тихо: где мой Димка?!
При ней — не могла. Вызывающе закинула ногу на ногу, пошевелила бескаблучной подошвой, сбрасывая на ковер подсохший кусок глины. В этих чертогах, наверное, убирают по четыре раза на дню. Кстати, судя по дизайну, никакая это не детская комната.
Они оба молчали. Смотрели вежливо и пусто.
— Приятно познакомиться, Ольга... м-м? — мой голос прозвучал ужасающе развязно; она не подсказала отчества, но я все равно продолжила в том же тоне: — Читала вашу монографию, любопытно, да, любопытно. Я не со всем согласна, мы могли бы подискутировать. В частности, Александр Исаакович вовсе не трус. Напрасно вы с ним так.
Леди усмехнулась кончиками неярко накрашенных губ:
— Саша всегда нравился женщинам.
Я хохотнула. Громко, фальшиво.
— Ну вы даете, — Женька вздохнул, — дамы.
Кажется, на языке у него крутилось другое, более популярное слово для обозначения женского пола. И в целом он был прав.
Вдруг он резко обернулся ко мне и бросил:
— Закрой глаза!
Я закрыла. Разумеется, только на пол секунды: затем сообразила, возмутилась, обернулась за пояснениями... Женька кивнул навстречу моему вопросительному взгляду. Как если бы я в точности исполнила его распоряжение и он остался доволен результатом.
Ольги рядом с ним не было.
Прежде чем поинтересоваться, куда она подевалась, я случайно опустила глаза к собственным ногам. Сапоги на шпильках. Совершенно сухие, давно не ступавшие по чему-либо грязнее паркета. Посмотрела на руки: ухоженные, с чистыми ногтями. Не болела щиколотка, не саднили затылок и шея. И что-то неуловимо изменилось вокруг... запах?., звук?
— Теперь действительно все, — сказал Женька. — А ты боялась.
— Что — все? — спрашивая, я уже угадала ответ и прибавила поспешно: — Ничего я не боялась.
— Прошла же. И совсем неплохо прошла.
Он подошел к стильному серванту, распахнул дверцы бара. Обернулся:
— Чем отметим? Есть виски, коньяк... нет, коньяк так себе, а вина хорошие: шардоне, бордо восемьсот какого-то... Или тебе все-таки покрепче?
— Прекрати. Где мой сын?
— Детская этажом ниже. Не слышишь, что ли? Тут правда у многих дети... неужели я, когда был маленький, тоже так орал? Все в порядке с твоим Димкой. Вопрос в том, хочешь ли ты поговорить при нем или все-таки наедине.
— Нам есть о чем говорить?
Ответила машинально, словно отбила мяч. И в этом момент услышала: снизу действительно доносились детские голоса! Я метнулась к двери, распахнула створку, прислушиваясь отчаянно, будто радист терпящего бедствие корабля, отлавливающий в эфире ответный сигнал. Готова была броситься вниз, не считая ступенек, если бы...
— О шарашке.
Притормозила. Оглянулась через плечо:
— Зачем?
— Затем, что тебе здесь работать. И жить.
Ты так в этом уверен?! Сарказм повис на губах, судорожно дернув их уголки. Женька прав. О шарашке надо поговорить.
— Хорошо. Но сначала я должна его увидеть.
Кивнул:
— Легко.
Мы спустились по лестнице; мягкая дорожка глушила перестук каблуков. Свернули налево, чуть-чуть, всего на пару шагов. Веселый детский шум усилился. А ведь меньше получаса назад мы поднимались тут с Алекс... андром Исааковичем, и не было ни ребячьих голосов, ни смеха, ни громадного Микки-Мауса на двери...
— Не открывай, — негромко сказал Женька. — Так посмотри.
Я подошла вплотную. Микки-Маус оказался прозрачным, вероятно, в одну сторону, как пленка на стеклах автомобиля. Там, за дверью, в странном, приглушенно разноцветном пространстве, играли дети. Немного, человек шесть... или семь... комната, кажется, просматривалась отсюда не вся... Димка!!!
Он сидел на ковре, в четверть оборота: плечо, тонкая шейка из-под воротника, плавная линия щеки и нестриженые завитки надо лбом. Серьезный, сосредоточенный. Строил на полу какую-то грандиозную архитектурную конструкцию, она доходила ему уже до груди — сложная, многоступенчатая, кружевная. Чуть развернулся к противоположной стене; теперь я видела его спину, затылок, уши. У всех мальчишек одинаковые затылки. А если...
— Димка!.. — шепотом, почти без звука.
Вздрогнул, обернулся, задел локтем свое сооружение, и верхний ярус, покосившись, посыпался на ковер. Я