Фонарщица - Кристал Джей Белл
Па откашливается, возвращая меня в гостиную. Он кажется каким-то странным, взвинченным, непохожим на себя.
«Я хочу, чтобы ты не водилась с Гидеоном». – «Гидеоном? Корабельным резчиком?» Я этого совсем не ожидала. Па кивает. «Это еще почему?» Гидеон всегда был добр ко мне. Тем же утром, когда я гуляла с Па, Гидеон высказал комплимент моей улыбке. Джози мне такого никогда не говорил, так что мне было лестно услышать это от кого-то, пусть даже ровесника Па.
Па вскакивает на ноги. Он быстро проводит рукой по волосам и натягивает кепку. Его обычно оживленное лицо идет глубокими морщинами, особенно явно проступившими в этом году. На висках у него начала пробиваться седина. Он поворачивается и смотрит на меня немигающим усталым взглядом: «Просто слушайся своего па, хорошо? Держись подальше от Гидеона». – «Это сильные слова, Па», – посмеиваюсь я, пытаясь отмахнуться от его странной напряженности. «Обещай мне». Я была готова сказать что угодно, лишь бы смягчить его. «Разумеется. Обещаю». – «Темп?»
Я моргаю, слыша голос Пру. Янтарный свет воспоминаний растворяется в сумерках. Она стоит с таким же напряженным видом, как и Па, пока я ей рассказываю, как он велел мне держаться подальше от Гидеона. Но, закончив, вижу, что понимание, на которое я надеялась, не достигнуто. Вместо этого Пру посмеивается, скрывая досаду, и качает головой.
– Не может быть, чтобы ты из-за этого воспротивилась моему союзу с Гидеоном. Ты что-то обещала Па четыре года назад? Он наверняка просто оберегал тебя. Не хотел, чтобы его незамужняя дочь водилась с мужчинами, любыми мужчинами. И Гидеон здесь вовсе ни при чем, я уверена.
Другое воспоминание рвется наружу, сжимая мне грудь. Я все еще чувствую прикосновение Гидеона, точно ожог. Пру хихикает, будто это сплошное недоразумение, и мне требуется вся моя выдержка, чтобы не вскочить и не встряхнуть ее.
– Неважно, что прошло четыре года, Пру. Па говорил не без причины, и я с ним считаюсь.
– Он и повесился не без причины. С этим ты тоже считаешься?
Я резко вдыхаю. Пру вздрагивает и бросается ко мне, но когда ее пальцы сжимают мои, они кажутся твердыми, как палки. Мне хочется вырваться, выскочить из дома и бежать, пока не отпустит боль. Но я сижу на месте, дышу и существую, потому что это все, что я знаю, и бежать мне некуда. Я в ловушке.
– Это было жестоко с моей стороны, Темп. Приношу свои извинения.
Я слышу скрип веревки Па.
– Я просто… обескуражена. У меня появилась возможность начать новую жизнь с Гидеоном, а ты отказываешь мне в благословении. Ты мне не только сестра, но и лучшая подруга. И лишать меня счастья из-за того, что сказал тебе отец, оберегавший свою дочь, без всяких веских доводов, похоже на предательство. Мои чувства к Гидеону – это не просто слепая страсть. Ты мне совсем не доверяешь?
Даже не глядя на нее, я понимаю, что она плачет. Но никакие ее слезы меня не тронут. Задетые чувства не в счет, когда на карту поставлена безопасность. Опыт и интуиция треплют меня, как шторм – ставни прошлой ночью. Слезы Пру что дождь в моем океане.
– Пру… – У меня ком встает в горле, и я сглатываю его, чувствуя, как учащается пульс. Я понимаю ее сомнения. Правда. Когда-то меня предупреждали насчет Гидеона, но я не послушалась. Она хочет веских доводов. – Два года назад мы с Гидеоном…
Ее глаза округляются, и я вижу, как трепещет жилка у нее на шее. Как мне объяснить ей, что со мной произошло, чтобы она поняла? Я загнала стыд за тот раз в самые глубокие и темные уголки своей души, подальше от самой себя.
Пальцы Пру, так похожие на мои, нервно сжимают ручку метлы; она не сводит с меня глаз.
– Два года назад вы – что?
Я знаю свою сестру. Если она решит, что стала утешительным призом для Гидеона, ее прекрасный оптимизм даст трещину. Это подорвет ее самооценку, и она будет страдать. Как мне уберечь ее, не причинив боли?
– Я целовалась с ним.
Полуправда выворачивает мне нутро. Губы Пру дрожат.
– Что?
– Я не понимала, что делаю.
Слова срываются с языка, и во мне с новой силой расцветают стыд и смущение. Вспоминать, что произошло тем вечером, – все равно что сжимать в руке горящую спичку. Огонек погас, но я чувствую, что обожгла палец. Мелькают подробности, сомнение размывает контуры. Сначала поцелуй, затем реакция Гидеона, когда шок и сожаление взметнулись во мне, словно тайфун.
Я помню все, что чувствовала. Отчетливо. Но как быть с картинами у меня в голове? Физическая память ничего не значит… Неужели время исказило произошедшее?
– Ты не думала, что делаешь? – Голос Пру набирает силу под воздействием шока и вырывает меня из раздумий. – Что тут непонятного? Ты целовала мужчину.
– Да, но…
Пру не занимать сознательности и зрелости для своих лет. Хотя ей всего шестнадцать. При всем здравомыслии ей не хватает опыта. Она легкая добыча для негодяев. Ею могут воспользоваться. Как воспользовались мной. Ведь мной воспользовались, разве нет? Прошло два года, но отголосок паники все еще бьет по нервам.
– И что потом? – Пру переминается с ноги на ногу, широко раскрыв глаза, безуспешно пытаясь сохранить самообладание. Неуверенность начинает подтачивать ее самооценку.
Не этого я хотела.
– Что было потом? – настаивает она. – Он тебя отверг?
Я хватаюсь за это, как тонущий за спасательный круг.
– Да. Да, отверг.
Ложь обжигает мне глаза, и я судорожно выдыхаю. Я резко смахиваю слезы и смотрю в пол, пытаясь взять себя в руки, чтобы Пру не увидела лишнего. Когда я снова смотрю на нее, она уже не выглядит такой подавленной.
– Я не понимаю. – Она шмыгает носом. Даже это расплывчатое признание причиняет ей боль, но, возможно, этого достаточно. – Ты не даешь мне быть с ним, потому что смущена тем, что он тебя отверг?
– Нет. То есть… да. – Я качаю головой, чувствуя огромную усталость. Как же я запуталась. – Даже если бы Гидеон меня не отверг, он повел себя как-то не так…
– Не так?
– Его реакция… – Я не могу высказать этого вслух, потому что сама толком не понимаю. Но в глубине души знаю, что это важно. – Я не уверена, как лучше объяснить. У меня было нехорошее
