Фонарщица - Кристал Джей Белл
Китобойное судно этой команды прибыло на неделе из Нью-Бедфорда, не слишком далеко к северу от нас. Расползся слух, что за несколько недель до того, как они должны были выйти в плавание, носовая фигура, венчавшая их корабль, треснула. Плохой знак. Поскольку они люди суеверные и предпочитают не рисковать, бороздя моря вопреки предзнаменованиям, они отправили в Уорблер гонца и поручили нашему корабельному резчику изготовить новую фигуру. Когда корабль вышел в море, капитан направил его сюда, чтобы принять фигуру, прежде чем снова выйти на промысел.
Уорблерский порт славится, помимо прочего, счастливыми носовыми фигурами.
И пока Гидеон заканчивает новую фигуру, наша таверна развлекает китобойную команду. Кроме того, корабли, которые строят или чинят на нашей верфи, – это захожие китобойные суда, приносящие немалую выручку деревне. Обычно мы миримся с пьяной удалью их моряков, пусть и неохотно. Я иду по краю дорожки, чтобы не обращать на себя лишнего внимания.
Остановившись под фонарем, я замечаю Дэвида, рыбака из местных. Он стоит привалившись к стене, с курительной трубкой в скрюченной руке. Он склоняет голову, его лицо – твердая, задубелая кожа и мягкая нечесаная борода.
– Добрый, Темперанс.
– Дэвид, – киваю я.
Один из китобоев поворачивается ко мне, отводя кружку ото рта. Настоящий верзила, нависает над всеми. Спорить готова, что он мог бы без труда обхватить четверых своих спутников. И поднять, наверное. От его взгляда у меня сводит желудок. Когда на тебя так пристально смотрят, быть центром внимания очень неуютно. Я натягиваю кепку до предела, прежде чем приставить к фонарю стремянку и взобраться на нее.
– Темперанс? Мужик с девичьим именем?
Его голос оправдывает мои опасения: низкий, сардонический и хищный. Ответное фырканье разносится над таверной, подобно клекоту стервятников.
– Это не мужик, Леонард, – смеется кто-то еще.
Я бросаю взгляд через плечо на Дэвида, пока китобои судят о моей половой принадлежности. Без этого никак, стоит мне показаться на людях в брюках, но я привыкла к такой реакции незнакомцев. Дэвид потягивает трубку и закатывает глаза. Я улыбаюсь и снова перевожу внимание на стекло.
Чья-то рука сжимает мою ягодицу. Я дергаюсь вперед, налетаю на столб, ахая в негодовании. Стремянка дрожит под ногами.
– Ёксель-моксель! Либо у этого малого самая нежная попка в Новой Англии, либо это баба!
Я слышу, как изо рта брызжет слюна, перемешанная с выпивкой, кто-то кашляет, хохочет. У меня горит кожа от гнева. «Всегда хорошенько подумай, прежде чем отвечать, Темп». Голос Па у меня в голове такой мягкий, интонация вселяет спокойствие, но моим телом сейчас управляет кто-то другой. Я хватаюсь за фонарный столб и пинаюсь наугад. Почти надеясь, что промахнусь.
Но зря. Мой башмак попадает во что-то твердое, прежде чем отскочить. Вероятно, в плечо китобоя Леонарда. На секунду повисает тишина, и мне кажется, что все застыли, затаив дыхание. У меня самой сердце захолонуло от такой дерзости.
Тишина сменяется ревом Леонарда:
– Ах ты тварь!
Я соскакиваю со стремянки. Земля бьет меня по ногам, и сумка дергает за плечо. Туман отхлынул. Я успеваю пройти несколько шагов и чувствую, как чьи-то пальцы скребут мне спину. Поднимается гомон. Воздух пахнет кислым перегаром и виски.
Леонард хватает меня за куртку и разворачивает к себе. Мы смотрим глаза в глаза – его карие, налитые кровью, и мои голубые, – и он замахивается своим кулачищем. Звучит пронзительный свист, и кто-то спешит к нам по улице. Китобой застывает на месте, его грудь вздымается в такт дыханию. У меня в ушах отдается пульс, сливаясь с ритмичным стуком ботинок подбегающего констебля.
– Отцепитесь друг от друга немедленно, – командует Генри.
Он поднимает руку, давая знак пьяным китобоям расступиться. Как ни странно, они подчиняются. Глаза Леонарда злобно сверкают, а на румяной щеке дергается мышца. Его гнев неоправдан и только распаляет мою собственную ярость. Генри подходит к нам, зажимая шляпу под мышкой и поигрывая дубинкой:
– Что тут творится?
– Она лягнула меня! – Леонард брызжет слюной.
Его дружки у входа в таверну согласно гомонят.
– А он меня лапал, – говорю я сквозь стиснутые зубы.
Они начинают болеть от давления, но только так я и могу дать выход гневу: он поступил нехорошо. И тем не менее мне приходится сжать всю мою волю в кулак, чтобы не извиниться.
– Это правда, Дэвид? – Генри переводит взгляд на Дэвида, курящего трубку.
Тот кивает. Леонард смотрит волком на меня, презрительно кривя губы.
– Я тя бил? Нет. И чо это ты вырядилась мальчишкой, а?
Пьяная орава у него за спиной гомонит в знак согласия, слов не разобрать, они тонут в смехе. Генри только вздыхает, и я слышу, как в этом вздохе растворяются возможные последствия для Леонарда. Я чувствую себя беспомощной, когда Генри, пожав плечами, выпускает из рук дубинку.
– Он нездешний, Темперанс. Что с него взять?
Я прикусываю себе щеку, и привкус меди так же неприятен, как и этот китобой.
– Темперанс – фонарщица. – Генри поворачивается к Леонарду. – Не знаю насчет вас, но, сдается мне, лазать вверх-вниз по стремянке в платье трудновато.
– Ну, это непорядок. Это мужская работа.
Привкус меди усиливается.
– Что здесь важно, так это чтобы вы все оставались на пристани. – Похоже, Генри не считает нужным осадить Леонарда, поскольку обращается ко всей группе. – Перемещаться в тумане опасно, особенно если вы не знакомы с нашим городком и фонари еще не горят.
Один неверный шаг в пустоту в пьяном угаре может легко привести к тому, что кто-нибудь свалится в ручей или реку. Одни тонут, другие сворачивают себе шею, третьи раскраивают голову, оставляя багровые брызги на камнях. Такое случалось не раз и, вероятно, не раз еще случится. Мне никогда не забыть те несколько случаев, когда я выходила гасить фонари и натыкалась на чьи-то тела.
К счастью, люди тянутся на свет, как ночные бабочки, и, покуда я зажигаю фонари, несчастных случаев почти не бывает.
– Ожидается, что вы будете уважать правила нашего порта. В том числе не мешать работать фонарщице. – Генри бросает взгляд на Леонарда и снова смотрит на меня. – Почему бы вам двоим не разойтись восвояси? И будем квиты.
Он улыбается мне, словно сделал одолжение, а Леонарду невдомек, как хорошо мы понимаем друг друга. Я стискиваю челюсти, чтобы не вырвались слова, которых я не смогу взять назад.
– Помните, вы
