Фонарщица - Кристал Джей Белл

просто напросилась на неприятности. Генри не вступился за меня во время стычки с Леонардом, поэтому не стоит ожидать, что он сделает это здесь. Лучше я сама с этим разберусь. Таверна, подтверждая мои ожидания, выглядит еще более оживленной, чем раньше. У одного мужчины ветер сорвал кепку, и он, спотыкаясь, побрел за ней по улице, под громкий смех приятелей. Впрочем, фонарь, похоже, не пострадал от ветра, и мне хочется обойти его стороной, а заодно и пьяный кутеж, творящийся под ним. Да только я знаю, что не смогла бы тогда спокойно заснуть.

Быстро оглядевшись, я убеждаюсь, что Леонарда поблизости не видно. Успокоившись, я проверяю фонарь и иду дальше по улице, не привлекая лишнего внимания. Остальные фонари по всему деловому району мерцают в ночи, словно большущие глаза, наблюдающие за моими передвижениями. Ни один фонарь не погас, и это хорошо, потому что ветер баламутит реку, точно ведьма – свой котел. Волны разбиваются о причал, и тени кораблей кажутся танцующими великанами. Если кто-то упадет в воду, ему уже не выбраться.

После того как я сворачиваю с пристани, меня ждет мастерская Гидеона. Дверь распахнута настежь, словно яркая пещера в темноте, что одновременно помогает фонарю и огорчает меня. Он дома. Над входом висит вывеска, покачиваясь со скрипом. Уорблерский плотник. Каждая черная буква на белой вывеске вырезана из отдельного куска дерева. Буква «л» в слове «плотник» в какой-то момент отвалилась, и хозяин не стал ее заменять, поэтому теперь вывеска читается как «потник».

Чем ближе я подхожу, тем отчетливей слышится ритмичный скрежет. Я представляю, как фуганок скользит по дереву. Медленно возникают руки, сжимающие рукоятку инструмента, с длинными мозолистыми пальцами и короткими ногтями. Далее идут предплечья, оплетенные мышцами, с синими венами, пульсирующими под бледной кожей. Руки торчат из-под тонкой рубашки с закатанными до локтей рукавами.

Я прислоняю стремянку к фонарю как можно тише. Но с плеча соскальзывает сумка. Я вздрагиваю, когда она с лязгом падает на мостовую. В мастерской становится тихо. Я взбираюсь на стремянку, чувствуя, как встают дыбом волосы на затылке. В меня вместе с воздухом пробирается оглушительная тишина и оседает внутри, как заразная болезнь. По рукам под курткой ползут мурашки. Мне не нужно оглядываться. Я знаю, что он стоит там, наблюдая за мной. Бесстрастные голубые глаза шарят по мне, оценивая каждый дюйм.

Огонь в фонаре горит ярко, дверца надежно заперта. Я спускаюсь, складываю стремянку, подхватываю сумку и ручной фонарь и спешу прочь, делая вид, что не замечаю плотника. Но любопытство заставляет меня оглянуться на ходу через плечо. У меня перехватывает дыхание. Гидеон высится на пороге мастерской рваной раной в теплом свете. Его мягкий голос долетает до меня, словно шепча на ухо:

– Приятная ночка, Темперанс.

Я чуть улыбаюсь в знак согласия, но без всякого чувства. Прежде чем мастерскую заволакивает туманом, я успеваю разглядеть распростертую фигуру на верстаке Гидеона. В голове мелькает страшная мысль, обгоняя здравый смысл. Залитая светом деревянная носовая фигура похожа на покойницу, ожидающую поминок, а Гидеон – на мрачного стража. Я встряхиваю головой. Этот странный вечер сбивает меня с толку.

К счастью, я заканчиваю обход фонарей без происшествий, и к тому времени, как подхожу к фонарю Па, ветер уже заметно утих. Фонарь с виду в полном порядке, как и большинство других. Проверив дверцу, я со вздохом слезаю со стремянки. Па знал бы, почему погас свет и что нужно сделать, чтобы этого больше не повторилось. У меня начинают болеть глаза, и я щиплю себя за переносицу. Во всяком случае никто не должен знать о погасших фонарях. Я сама сделала обход, чтобы позаботиться о них.

Прямо надо мной раздается тихий скрип. Я знаю по опыту, что не надо обращать на него внимания, но, конечно, все равно поднимаю глаза. Прямо под фонарной камерой с железными кронштейнами привязана веревка. Она все так же скрипит, пока на ней покачивается тело Па. Его глаза, налитые кровью, следят за мной. Он что-то хрипит мне, по подбородку стекает слюна, но я его не слышу. Его руки и ноги сводит судорога, ботинки стучат друг о друга.

Я зажмуриваюсь, из меня вырывается стон. По телу пробегает дрожь, и я бормочу:

– Хватит, Темп. Хватит уже.

Эти слова звучат у меня в голове рефреном, а стук ботинок делается все тише и тише, пока снова не воцаряется тишина. Я смотрю, прищурившись, на призрака, но это всего лишь фонарный столб.

Я делаю глубокий, прерывистый вдох и выдыхаю, обводя взглядом мерцающую пустоту. Церковь говорит, что самоубийцы попадают в ад. Я не знаю точно, во что я верю, но здесь мое воображение легко берет верх. Я не рассказывала Пру о кошмарах наяву, которые мучают меня с того дня, как я увидела тело Па.

Возможно, он наказан за свои поступки. Обречен навечно болтаться на фонарном столбе в некоем ином измерении. Мне кажется, во что бы я ни верила, в рай или в ад, Па за мной следит. Не могу сказать, что это всегда меня обнадеживает. Особенно когда по рукам бегут мурашки, подсказывая, что прямо сейчас за мной следит кто-то еще. Мой страх притаился под стеной тумана, как добыча, прислушивающаяся к хищнику.

– Кто там?

Я поднимаю фонарь, ожидая ответа. Шелест листьев стихает, а толстые щупальца тумана тянутся ко мне из-за деревьев. Впервые я ловлю себя на том, что размышляю о суевериях старых моряков. Возможно, в тумане водится некая сущность. Какая-нибудь потусторонняя тварь или злобный дух выжидает момента, чтобы схватить жертву. Если мы не находим тел, разве можно доподлинно знать, что случилось с пропавшими уорблерцами? Призраки не издают никаких звуков, верно?

Я резко разворачиваюсь и спешу по улице, сердце бешено колотится в груди. Мой соглядатай никуда не делся. Кто бы или что бы ни следило за мной. На этот раз это не енот. Я знаю. Но сквозь хриплое дыхание не слышу никаких признаков погони. Однако это не мешает мне запереть за собой дверь, когда я прихожу домой.

Глава 3

Я поворачиваюсь к дверям комнаты, и тепло камина совершенно окутывает меня, прогоняя не только холод, но и мои страхи. Только дома, с Пру, я чувствую себя по-настоящему в безопасности. Она ловит мой взгляд, сидя на стуле и штопая мои колготки. Я прошу ее оставить это до утра, но она отмахивается.

На миг мне снова девять лет, и мама смеется