Картонные стены - Елизарова Полина

Коробка под номером 6 оказалась набитой старыми вещами из прежней квартиры, которые я не сумела отдать или выбросить.

На самом дне нашла желтые лакированные туфли, в которых в последний раз приезжала к В.

Прижала к себе и поняла – их я не выброшу никогда.

40

«И психиатры должны быть только за деньги», – посмотрев на Валерия Павловича, вспомнила Самоварова недавно прочитанные в дневнике Алины слова. В этом доме он оказался по давнишней, не подвергаемой сомнению дружбе, и потому его годами наработанные профессиональные приемы здесь затухали, уступая место обычным человеческим эмоциям, которые по ходу длинного и странного рассказа Андрея то и дело проступали на его лице.

Да уж, удивиться и расстроиться собравшимся в большом доме было от чего.

Жанна, словно пытаясь себя обезопасить после вчерашнего, втиснулась на стул между доктором и Варварой Сергеевной.

Но Андрей почти не глядел на нее, как, впрочем, и на Самоварову.

На обеденном столе стояла бутылка хорошего выдержанного виски, который хозяин, прежде чем все расселись, хмуро выудил из барного шкафа.

Варваре Сергеевне было очевидно, что Андрей уже успел выпить – об этом говорило его порозовевшее лицо, водянистый взгляд голубых глаз и небрежно расстегнутые верхние пуговицы рубашки.

Распоряжайка, прекрасно ориентировавшаяся в доме, молча притащила под виски стаканы с широким дном и лед в специальной чаше с торчавшими из нее серебряными щипчиками.

Обстановка с самого начала была такой накаленной, что никто не хотел спотыкаться о лишние вопросы, каждый лишь с нетерпением ждал от прибывшего информации.

То, что поведал Андрей, впрочем, как и тональность его рассказа, звучало весьма удручающе, и услышанное вызвало еще больше вопросов, чем было накануне. Обращался он в основном к доктору, время от времени бросая на него красноречивые взгляды.

– Вот, честно, если я и ожидал там кого-то найти, то разве что выжившую из ума алкоголичку. Но еще более я ожидал, даже искренне надеялся, что этой женщины не существует! Типа, ошибочка вышла, и Попова Татьяна Андреевна уже несколько лет как покоится на кладбище, – наконец начал Андрей свой невеселый рассказ. – Но нет, дядя Валер, она в самом деле жива! И даже относительно здорова, – разрывая тишину в столовой, выплескивал он слова срывающимся от возбуждения голосом.

– Относительно – это как? – тут же уточнил доктор и, не став ждать особого приглашения, откупорил бутылку, плеснул всем присутствующим виски в стаканы. Хозяин, кивком поблагодарив, тут же жадно приложился к спиртному.

– Ну как, блядь… Худая она, как высохшая старуха. – Андрей грохнул на стол свой мигом опустевший стакан и вытянул вперед дрожащий мизинец. – Достаточно энергичная, но выглядит… А ведь она еще совсем не старая!

Варвара Сергеевна не отрывала взгляда от его лица.

Было видно, что ему действительно очень плохо.

Мысли у него явно путались, и, словно приказывая им собраться, он молча барабанил пальцами по голове.

– В каком доме она живет? – решилась прервать паузу Самоварова.

– Убогая пятиэтажка на отшибе областного городка, – отвечал он, уставясь в одну точку. – Нет, эту жесть надо было видеть! Невозможно описать, какая вонь стоит в подъезде! Раздолбанные ступеньки, обшарпанные нищеебенские двери… Пока поднимался на гребаный четвертый этаж, мне встретился не лестнице еле живой, слепой, приволакивающий ногу старик.

– Андрюх, – доктор сделал внушительный глоток из стакана, – мы тут все, чай, не во дворцах с прислугой живем. Ты разве не помнишь, какие в твоем родном городе можно было встретить подъезды? Никого из нас засранным подъездом не удивишь. Так что давай ближе к сути. Мы все здесь с самого утра волнуемся! – поторопил Валерий Павлович.

– Да уж, человек – такая скотина, что очень быстро, привыкая к хорошему, забывает о плохом, – безучастно согласился с ним Андрей и снова замолчал, силясь сфокусировать взгляд на какой-то ускользающей от него точке.

– И что же это за женщина? Расскажи нам, Андрюша, – ласково попросил доктор. Чтобы помочь ему выйти из ступора, он решил вернуться к прежней роли старшего мудрого товарища.

– Вероятно, она была красива… – глухо отозвался Андрей. – Алинка на нее похожа: то ли чертами лица, то ли разрезом глаз, черт его знает чем, но похожа! По крайней мере, никаких сомнений в том, что передо мной ее биологическая мать, у меня не возникло. Я позвонил в дверь, как ты понимаешь, тыча пальцем в небо – ведь по указанному в отчете адресу могли жить другие люди, и их могло не оказаться дома. Но мне повезло, – оскалился он, – или не повезло! Даже толком не расспросив, кто пришел, открыли сразу. И я сразу понял: это – она. Живая космическая тварь! – Его глаза лихорадочно заблестели.

– Она что, имеет длинный щуп или какой-то особый цвет кожи? – на полном серьезе уточнил удивленный доктор.

Андрей, будто сдерживая икоту, неприятно расхохотался, прикрыв кулаком рот:

– Пять баллов, дядя Валер! Плесни-ка мне еще, нет, я лучше сам… – Он привстал и схватился за бутылку. – За долгую дорогу к ней я чего только не передумал: казнил Алинку за ее дикую ложь, проклинал себя за черствость, но уже совсем на подъезде к дому понял: виновата во всем только она, эта так называемая мать! И если с моей Алинкой случилось что-то плохое, то гореть ей вовеки в аду! Так я подумал, и вся наша жизнь, все то хорошее, что было между нами, вдруг пронеслось перед глазами… И тогда, блядь, я понял, какое я ничтожество: потому что не сумел стереть с лица земли тварь, что отравляла жизнь моей жене. Нет, вы себе не представляете, что она несла!

– Кто, Татьяна Андреевна? – допытывался доктор.

– Видишь ли, она мне про мужиков своих имела наглость рассказывать! Спокойненько так, отстраненно… При этом она еще мыла пол! – Голос Андрея сорвался до хрипоты. – Жалкая, убогая тварь решила, что должна открыть мне на жизнь глаза! Мне! Нет, я сейчас снова поеду к ней! – вдруг загоготал он. – К этой женщине-призраку, к ожившей королеве дерьма, царице безумия! И мы продолжим разговор!

– Тише, тише… – Валерий Павлович вышел из-за стола и, подойдя к Андрею, положил ему руку на плечо. – Сегодня ты никуда не поедешь, – тихо и властно приказал он. – И поздно уже, и дорога неблизкая. Да и мы в тебе нуждаемся. Мы тоже волнуемся, мы имеем право знать подробности.

Но Андрей, вывернувшись из-под руки, его как будто не слышал. Он схватил в руки мобильный:

– Алло, Витя? Ты далеко уехал? Давай-ка, рули назад. Какая, к черту, температура? У ребенка есть мать, пусть она его и лечит. Ах, в аптеку! А мать ребенка туда не может сбегать? А-ха-ха, мать! – уже разговаривая сам с собой, сотрясался Андрей в истерическом смехе. – Ладно, дуй в свою аптеку, я поеду сам!

– Никуда ты не поедешь, ты выпил! – убеждал его доктор, слегка удерживая рукой.

– Дядя Валер, она же считает себя героиней, пострадавшей в битве с жизнью революционеркой! Нет, мы с ней явно не договорили… Я просто настолько охерел, что даже не нашел, что ей ответить!

– Так что она сказала про Алину? – мягко гнул свою линию Валерий Павлович.

– Нет ее там и не было! Она дала мне понять, что я дерьмо и дурак и что моя жена сбежала от меня с молодым любовником… И при этом, сука, ты бы видел, в ее руках была тряпка, грязная тряпка! Она отжимала ее в ведро, насаживала на швабру и продолжала с каким-то ненормальным выражением морщинистого лица возить ею по своему сраному полу!

– А Ткачук дома был? – встретившись с взглядом доктора, вступила Варвара Сергеевна.

– А это еще кто? А, Ткачук… Нет, он позже пришел. Обмылок такой забитый, «здрасте – до свиданья», да вот и все. Налей-ка мне еще, дядя Валер… Пожалуйста.

– Налью. И тебе и себе. Но прежде соберись и перескажи нам внятно все, что она тебе наговорила.

– Ой… Эта ведьма, короче, спросила, давно ли мы с Алинкой в браке, а потом развела демагогию на тему того, что это было пустой тратой времени, что мы, так же, как и миллионы семей, гнием заживо, что бабе, как и мужику, нужна сексуальная свобода, что детей лучше рожать одиночкам, готовым посвятить себя только ребенку, что однополые браки давно пора официально регистрировать, что в бога верят только дремучие дураки, и еще сказала, что ей начхать, кто я такой…