Картонные стены - Елизарова Полина

41

В детстве под кроватью, в коробке из-под обуви у меня был тайник.

Почти пустой флакончик духов «Opium», расческа с несколькими выпавшими зубьями, простая черная резинка, заколка-невидимка, круглая синяя баночка крема «Nivea» и даже вскрытая пачка женских прокладок.

Я своровала это у матери.

Зачем?

Когда я пошла в первый класс, отец всю первую четверть встречал меня после занятий; возможность у него была – в начале года он вел уроки в своей школе во вторую смену.

Стоял золотистый, теплый сентябрь. Поджидавший меня на школьном дворе отец был подтянут и трезв. Его гладко выбритые щеки были мягкими и горячими, как два озерца, а из гроздьев алеющей рябины мне хотелось сделать сережки для мамы.

Но частенько, выходя с занятий, я плакала и заявляла отцу, что больше не хочу ходить в школу.

Я была уверена в том, что весь наш 1 «В», который даже не успел меж собой толком перезнакомиться, настроен против меня.

Когда я пришла в первый класс, то благодаря отцу уже умела бегло читать, считать и даже писать прописными буквами.

А мои тупые одноклассники не умели.

Учительница начальных классов Гребешкова с самого начала меня хвалила и выделяла, тем самым настроив против меня некоторых детей.

Особо, помню, задирались жирная и шумная девчонка по фамилии Перетятько и насквозь провонявший табачным смрадом своей квартиры Рыбин, сидевший со мной за одной партой. Рыбин нахально развязывал мне в косах банты, а Перетятько на переменах передразнивала, пытаясь изобразить мое сосредоточенное на уроках лицо и четко отвечавший на вопросы училки голос, чем вызывала у многих, даже скромных с виду девчонок, безудержный хохот.

Пока мы шли до дома, отец, чтобы отвлечь от кипящих во мне обид на одноклассников, рассказывал интересные истории.

Тогда я и узнала про шаманов, использовавших в магических обрядах личные вещи человека, узнала, что личная вещь человека имеет свойство накапливать его энергию.

Мое детское сознание интерпретировало это по-своему, и я решила: если сумею завладеть энергией матери, она перестанет исчезать из дома и будет с нами доброй и внимательной.

Удивительно, но в первый раз обряд сработал!

Когда я украла с ее трюмо флакончик духов, на следующий день, в субботу, мы оказались в том же сентябрьском парке втроем.

Я примеряла ей сережки из рябины, и она, довольно хохоча, бросала на счастливого отца кокетливые взгляды. Вернувшись домой, мы наелись вкуснейшей, быстро пожаренной мамой «ледяной» рыбы и потом весь вечер играли в лото.

А в воскресенье утром она исчезла.

Отец невнятно сказал, мол, у ее подруги с работы кто-то умер.

Весь день он держался, не пил.

Проверил мои уроки и посмотрел со мной мультики.

Мать заявилась домой поздним вечером и с порога принялась гадко и пьяно скандалить. Отец ей что-то отвечал. Даже сквозь закрытую дверь комнаты я хорошо слышала, что говорят они не о похоронах, а о том, что она до ночи веселилась с коллегами в ресторане. Устав от непрекращающегося шума, я вышла из комнаты и приоткрыла дверь на кухню.

Застыв на пороге в своей фланелевой, с котятами и щенками ночной рубашке, я увидела, как отец разливает ей и себе по рюмкам водку.

«Предатель!» – крикнула я и, глотая слезы, убежала к себе.

Власть злых духов оказалась сильнее моей доморощенной магии.

А в понедельник училка Гребешкова, вызвав к доске, поставила мне, невыспавшейся и отупевшей от слез, двойку.

Но подворовывать я не перестала.

Чуть позже все в той же коробке из-под обуви оказалась разломанная мной надвое линейка Рыбина – чтобы он от меня отвял; раскрученная по частям ручка Перетятько – чтобы она перестала меня дразнить, ярко-розовый шнурок моей первой школьной подруги Маши – чтобы она всю жизнь со мной дружила, и еще куча всего, о чем уже и не вспомнить.

Но в основном там были вещи, украденные у матери.

Я получила странное послание.

Сейчас расскажу.

Чтобы переключиться на что-то новое, сегодня после завтрака я наконец приступила к занятиям скандинавской ходьбой.

Два комплекта палок прикупила еще в марте, когда мы с Андреем планировали, переехав в загородный дом, ходить по вечерам.

Прошло больше месяца, как мы живем здесь вместе, а мужу все некогда: то поздно пришел, то устал, то нет настроения.

А Жанка со мной идти не хочет, считает, что такая ходьба – бесполезная фигня.

Что ж, мне к одиночеству не привыкать, а теперь я даже думаю, что так оно и лучше: ведь я могу слушать любимую музыку и сосредоточиться на своих мыслях, не отвлекаясь на вечно недовольный голос Андрея или Жанкину бессмысленную трескотню.

Отвела Тошку с няней на детскую площадку и, открыв лайфхак на ютубе, в компании весельчака из видео пошла наматывать круги по поселку.

Минут через сорок вернулась за сыном, но Тошка, собрав вокруг себя весело галдящих мальчишек, руководил строительством замка и домой идти не хотел.

Оставив их с няней «еще на немного», решила прогуляться по нашему лесу, что начинается за детской площадкой.

Затея оказалась дурацкой, тропинки там нет, и через несколько минут продирания сквозь кусты и деревья моя одежда стала грязной. Но мне захотелось добраться до полянки, со слов наших ушлых работяг, богатой на ландыши.

С горем пополам выбравшись на нее сквозь заросли, я обомлела от раскинувшейся передо мной красоты!

Ребята не соврали, под моими ногами и в самом деле расстелился ковер из удивительных, нежных цветов.

Не удержавшись, я решила набрать домой небольшой букетик.

Разогнувшись, почувствовала, как закружилась голова.

Прежде чем вернуться к Тошке, я должна была немного посидеть, чтобы восстановить дыхание и успокоиться.

В нескольких шагах от меня, в окружении ландышей, торчал трухлявый пень.

Борясь с тошнотой и надвигающейся паникой, я добралась до пня и тут заметила подле него что-то, лежавшее в траве.

Это оказался мобильный телефон, старенький «Nokia» с облезлыми куцыми клавишами. Дисплей насмешливо уставился на меня пустой чернотой.

Недолго думая, я взяла телефон и поспешила, стараясь не думать о подступающей панике, убраться оттуда прочь.

Сначала я хотела отнести телефон в управляющую компанию, – вдруг найдется владелец? – но потом вдруг почувствовала, что мне не стоит этого делать. Успокоила себя тем, что жители нашего поселка не ходят с такими допотопными аппаратами.

А потом и Тошка отвлек меня: стал спорить – вместо обязательного чтения перед обедом хотел поиграть в прятки.

Сижу и смотрю на телефон. Пытаясь его включить, потыкала во все подряд кнопки, но жизни в нем по-прежнему не наблюдается. Оставлю его себе.

Вдруг когда-то позвонит на него мой папа…

Сегодня с Андреем посетили гимназию, в которую со следующего года будет ходить Тошка. Школа платная, престижная, прекрасная – и пафос с огромной буквы «П» там начинается уже в парадном. Ручка массивной входной двери отделана позолотой, а в вестибюле – обилие лепнины на высоченном потолке и мраморные статуи известных ученых и писателей на каменных постаментах. Директриса, полноватая, наглая, с химической завивкой тонких, выкрашенных в давно вышедший из тренда оттенок блонда волос и обилием золотых украшений на запястьях и пальцах, словно окопалась в своем просторном кабинете с «кумовских» времен брежневского застоя. Так и вижу, как она своими толстенькими пальчиками, с милой улыбочкой на лице, прячет в верхний ящик стола пухлые белые конвертики, готовая закрывать глаза на плохую успеваемость и шалости богатеньких детишек.

Лишь бы они и в самом деле давали то высокого уровня образование, которое декларируют в своих нарядных буклетах и о котором их педагоги и админы восторженно говорят на собраниях в помпезном актовом зале.