Шепот в тишине. Мистические истории - Марика Макей

Настя смотрела за ее работой через плечо: мелькали сообщения, поисковики со всей страны «гуляли» по картам, выискивали нужный четырехэтажный дом с балкончиками, окна которого выходили бы на парк. Целое детективное приключение, пусть и в Сети. Какие-то желтые отсканированные документы, диалог с библиотекарем-краеведом – Люба порой бросала пару слов в объяснение, еле оторвавшись от экрана. Сайты, оформленные заявки, архивы, дневниковые воспоминания и поиск по словам – Настя пыталась запомнить на всякий случай, что они делают. Вдруг пригодится.

– Говорить умеешь? – спросил Виктор, вырастая камуфляжем перед глазами: чуть старше Насти, с обручальным кольцом и усталостью во взрослых глазах. Она кивнула.

– Записывай все сказанное, даже глупости, в блокнот – вот сюда. Мы работаем бесплатно, на энтузиазме, оплата не нужна. Сроков из-за этого тоже никаких, а помощь приветствуется.

– Это что же у вас, передача «Найти человека»? – со слабой улыбкой спросила Настя, стряхивая остатки сна. Значит, дело Агнии Барто живет, пусть и другое совсем, уже не послевоенное, не только лишь детско-родительское.

– И «Жди меня» тоже. – Он не понял ничего, сунул ей трубку радиотелефона и исчез.

Настя ответила.

– Девушка, здравствуйте! – защебетало из динамика. – Я подругу хочу найти, она в девичестве была Кочерыжкиной Тамарой Владимировной, мы с ней в Котласе вместе учились, в тысяча девятьсот…

Настя усердно царапала ручкой в блокноте, задавала вопросы – судя по голосу и датам, ей звонила глубокая старушка, жизнерадостная и болтливая. Настя помнила, как каждое мелкое воспоминание, незначительная на первый взгляд деталь может привести к истине, и переспрашивала одно и то же по несколько раз. Белый фарфоровый ангелок на комоде, подъезд с тремя выходами и колясочной, здоровенный дуб во дворе, который даже отец не смог бы обхватить руками, – все важно. Но бабулька рассказывала всю жизнь без остатка: и про старость, и про детей, и про болячки, и про командировки мужа-военного по Союзу, и…

Настя слушала, улыбалась своим мыслям. Одинокая бабушка, забытая. Ей бы поболтать вволю, и уже радость.

За день этот или вечер – в подвале нескончаемо гудели лампочки, а проснувшаяся Настя так и не смогла разобраться со временем – она приняла еще пару звонков, добросовестно записала все приметы, потом оформила заявки для других волонтеров. По бокам от нее тянулись зевки, будто трубные возгласы, Настя нервно ерзала в кресле.

Время шло. Люба забивала пепельницу окурками.

Перед тем как закончить работу, Виктор спросил Настю, есть ли у нее ночлег. Она честно ответила, что нет.

– Со мной оставайся. – Люба просто похлопала по дивану. – Меня из общаги выперли, я теперь тут живу. Вместе фильм глянем.

Настя и не знала даже, что было для нее более странным: серые мертвые пальцы, которые по-хозяйски ковырялись за грудиной, или такая бескорыстная нескончаемая доброта. С чего бы вдруг? Закивала только, перебарывая желание расплакаться от облегчения и благодарности, оставила рюкзак и вернулась к Любе.

Они оставили зажженной одну лампу на далеком столе, и подвал погрузился в полумрак. Настя вроде увлеклась беседой, но все же начала нервничать, озираться по сторонам и кутаться в свитер от холода. Это просто в подвале зябко или опять предчувствие, приближение? Не подставит ли она, Настя, под удар еще и добродушную Любу? Не…

Хватит думать. Надо как-то отвлечься.

– Знаешь, – сказала Настя в конце концов и поднялась, – спать что-то не хочется. Покажи мне адреса, ну, которые похожи, а я съезжу и погляжу.

«И заберу всех, кто мог приехать со мной на одной полке», – мысленно добавила она.

Люба прищурилась:

– Ночью?..

– Все равно же полдня проспала. А меня дед дома ждет.

– Да пошли. – Люба вскочила, подтянула к себе куртку. – Погуляем.

– Но ты…

– Но я очень люблю прогулки по спящему городу.

И Настя вновь не нашла в себе сил отговорить ее.

В этой части города, тихой и словно бы чуть заброшенной, не было ничего питерского, величественного или изысканного – Настя с Любой спешили к метро мимо панелек с редкими, чуть затуманенными глазами-окнами, перебегали широкие дороги с подмигивающими желтизной светофорами, огибали лужи и мусорные площадки. Разговаривали о всяком. Люба была студенткой, училась в колледже искусств, но жалела, что не пошла в МЧС – сидела бы на «горячих» телефонах, принимала вызовы, распределяла расчеты.

Она казалась очень серьезной. В ушах покачивались мелкие висячие серьги-зайцы, коса била по спине, в носу блестел пирсинг. У нее не было никаких историй о пропавших родственниках, лишь большая и славная семья; увлечение Толкиеном и настолками, аллергия на молочку, ужасный музыкальный слух. Любовь к архивным документам и расследованиям. Она говорила немного, зато внимательно вслушивалась в Настины слова.

С ней было хорошо, даже если за плечом и мерещились человеческие – человеческие ли?.. – тени, а дробь чужих шагов била словно молотком. Настя спешила, прибавляла шаг. Люба бежала за ней.

Первый адрес – ничего похожего на постамент с пропавшим медведем или описанный дедом дом. Второй, третий… Метро закрылось, и Люба с Настей шли по пустому бульвару с редкими прохожими, окрашивались отблесками неоновых вывесок, кивали фонарям. Настя сжимала в кармане ключи – если придется отбиваться, если только придется…

Пятый адрес оказался похож – Настя поверить не могла, что все так совпало. Правда, дом был не оранжевым, а грязно-рыжим, с облупившейся штукатуркой, но резными балкончиками. Тяжелая дверь подъезда, липы и клены, чуть впереди парк и круглое, словно плошка, озеро. Они трижды обошли его, понимая, что однорукого гипсового медведя и след простыл, но он больше не требовался.

Настя чувствовала – нашли.

– Погоди, я черкну нашему Виктору. – Люба надавила голосом на букву «о». – Если не спит, то пусть поковыряется по старым домовым книгам, кто тут жил… Год рождения деда? Этаж?

– Вроде третий. – Настя силилась вспомнить вечер с гипнологом, пустое дедово лицо и могилу с холодной густой водой. – Господи, неужели!

– Да подожди ты радоваться. – Люба присела на черную траву и забарабанила по экрану. Настя набрала деда.

Один гудок, второй. Настя притоптывала на месте. Все забылось: страхи, слезы, бессонница. Вон он, рыжий дом в четыре этажа. Там родился дед, там жили его родители. Что случилось с ними в войну? Почему они так и не нашли сына, эвакуированного за Урал? Столько вопросов.

Столько радости, что получилось.

Возле дома Настя прижалась рукой к шершавой прохладной стене – отсюда идут ее корни, простираются в века, к далеким незнакомым предкам. Что чувствовалось здесь? Трепет, робость, восторг. Настя забывала дышать, забывала сглотнуть слюну, просто стояла и слушала, как живет далекий, но ставший вдруг