Шепот в тишине. Мистические истории - Марика Макей
– Да! – сонно рявкнул в трубку дед.
Спал уже, наверное, а телефон валялся где-то рядом с кроватью и пел, выдергивал его из снов.
– Я нашла, деда! Нашла твой дом, парк этот, только медведя тут нет, но все похоже! Очень похоже: и дом рыжий, и балкончики, и…
– Выговорилась? Поспать дай старому человеку.
– Деда, дом! Ты здесь родился, и мы сейчас ищем имена родителей…
– Возможно, Зинаида и Михаил, – пробормотала Люба, не отрываясь от телефона. – Третий этаж, квартира семьдесят два. У них сын как раз по возрасту подходит. Тут чернила выцвели, сейчас еще полистаю…
– Зина и Михаил! – уже кричала в телефон Настя. – Твоих родителей звали Зина и Михаил!
– Господи, ну что за дуру ты мне послал…
Гудки. Настя поднесла телефон к глазам, задыхаясь, – нашлись, нашлись! Столько лет она бродила по форумам и сайтам, читала памятки, как найти далеких родственников, тормошила деда, даже на кладбище вон пошла, и все получилось. Случилось само собой, Насте только и оставалось, что идти следом за подсказками. Но голова у нее, конечно, была безмозглая – разбудила деда, теперь он будет одиноко бродить по квартире, глотать таблетки от давления и думать, какими же они были на самом деле, Зинаида и Михаил. У родителей его, о встрече с которыми он мечтал всю долгую жизнь, ради которых выучился на пилота, лишь сейчас нашлись имена.
– Виктор пишет, что мы молодцы и следом чтобы мы шли в жопу, ему с утра на смену. Утром поднимем архивы, найдем метрики, все разроем. Может, где-то и фото сохранились. Проверим, в общем.
– Спасибо, – хрипло сказала Настя и перевела взгляд на спящее озеро.
Метрах в двадцати от них над водной гладью высоко висел человек. Черный, матовый, пустотелый – его контур с трудом угадывался в тусклом ночном свете. Настины ноги приросли к земле, из головы выбило все счастливые мысли о родственниках.
Человек висел. Не двигался, не касался воды ногами. Парил в воздухе, словно повешенный.
– Люб, – хрипло позвала Настя, – ты тоже это видишь?..
Люба подняла лицо и прищурилась. Телефон выпал у нее из рук. Вскочив, она выматерилась:
– Это еще…
– Тише, – попросила Настя, и сама боясь шевельнуться.
Тьма сгустилась и будто надвинулась на них со всех сторон. В воздухе задрожала кислинка, запах прелой листвы, стоячего озера. Настя дышала глубоко, всматривалась в фигуру. Она совсем не походила на ту, что крутилась на соседних качелях: длинная и будто рваная, с дырами в груди, прорехами вместо локтей, колен, с пустым овалом вместо лица…
Она была далеко. Она выжидала.
– Бежим, – шепнула Настя и, ухватив Любу за руку, рванула прочь из парка.
Люба едва успела подхватить телефон, слишком ценный, чтобы забыть его даже в ужасе, в неизвестности, в…
Они бежали. Вырвались за кованые бледно-белые, будто чуть подсвеченные, прутья ограды – Насте показалось, что оградка снова кладбищенская и за ней снова жмутся друг к другу камни и мертвецы, – и побежали по пустой улице. Фонари погасли, окна в домах чернели провалами, ни звука проезжающих машин, ничего. Город вымер. Город вытек, словно бы сквозь хрупкую скорлупу из разбитого яйца.
Настя боялась обернуться, посмотреть – висит ли тень над водой или плывет за ними, медленно, неотвратимо?.. В правом боку появилась горячая боль, слюна отдавала железом, казалось, что рот наполнился кровью. Бежать, бежать. Бежать!
Очередной поворот – до широкой многополосной дороги недалеко, там редкие желто-юркие такси, там свет, люди, там…
Тень стояла за поворотом – так близко, что Настя влетела в нее, нефтяно-черную, жгучую, лицом. Обожгло разом, и Настя заметалась в ужасе, за плечом ее крикнула Люба. Тень стояла ровно, и только вместо лица ее светлел очередной провал, словно бы распахнутый в крике рот. Докричаться, сказать.
Сожрать.
Настя не хотела умирать сейчас, когда Зинаида и Михаил – быть может, чужие люди, найденные по ошибке, – были так близко. Когда надо было приехать к деду и просто быть рядом с ним, это ведь тоже потрясение. Вот твои корни, дед, плоть и кровь. Живи, ради них живи, смотри в глаза их, которые мечтали бы о хорошей судьбе для сына. Для будущих внуков, правнуков. Для Насти.
Тень вытянула руку и почти коснулась Насти, но та больше не собиралась стоять. Она рванулась вбок, обогнула человеческий силуэт и побежала к дороге. Люба, ослабев, едва волочилась за ней, и Настя тащила ее за руку.
Шоссе. Свет. Обернуться – ночная пустота, но над головой, словно бы в милость, зажглись огни.
Никого нет. Никого.
Тем же утром Настя уехала обратно в Москву. Ее провожали, как старую знакомую, простуженная Люба молчала (якобы берегла голос) и смотрела тяжелым взглядом, но обнимала Настю крепко, до хруста костей. Виктор пообещал и дальше с волонтерами искать информацию о Зинаиде и Михаиле, а Настя вызвалась быть помощницей издалека, оставила номер телефона, зарегистрировалась на сайте. Долго сидела в электричке, глядя, как мелькают белые березовые стволы и буйная синь за стеклом.
Человек, висящий над озером, словно бы ехал рядом с ней.
Когда пасторальные пейзажи сменились сначала кладбищем, деревенским, нескончаемым, от рельсов и до горизонта, где могилы наползали друг на друга, сталкиваясь, а колеса электрички вязли в пластиковых цветах, Настя почти не удивилась. Огромная, будто бы с гору, мраморная необработанная глыба, на ней алые буквы – Агния Барто. Затем озеро и тени, зависшие в воздухе, не способные пересечь границу воды и земли, они глядели на Настю безглазыми лицами. Рыжий дом, и двор, и бегающие в нем малыши. Далекий гул налетающих бомбардировок.
Настя закрыла глаза и попыталась убедить себя, что спит.
С вокзала она вновь поехала на Новодевичье. У метро купила четыре гвоздики, выгребла из карманов последнюю мелочь. Надо было искать на завтра работу хоть промоутером, раздавать на остановках флаеры, скорее устраиваться куда-нибудь, проходить медкомиссии и… Потом, все потом. Стебли у гвоздик были липкие, тепловатые на ощупь.
У могилы Агнии Барто снова было людно, но Настю это больше не пугало. Она собиралась говорить и сама не знала о чем. Благодарить? Проклинать? Снова просить о пощаде?.. Подошла, присела, отвела папоротник от лица мелкого Гарика – сына, глядящего в воздух над матерью. Камень тряпкой протирала женщина в изношенном черном платке, утирала слезы.
– Вам помочь? – устало спросила Настя, надеясь,
