Фонарщица - Кристал Джей Белл
Я бросаю на нее взгляд, но она смотрит на что-то, невидимое ни мне, ни Пру. Она так и не оправилась после смерти Па, даже по прошествии стольких лет. Навеки замкнувшись в убежище, в котором схоронилось ее сердце. Я откашливаюсь, прогоняя грустные мысли, и подбрасываю дров в огонь, пока Пру собирает посуду. Ее веселая болтовня ненадолго стихает, она переводит дыхание, и я могу задать вопрос:
– Что ты будешь делать, если он окажется непривлекательным?
Она закатывает глаза:
– Я не верю, что так будет. А хоть бы и так, меня не волнует, как он выглядит. Я влюбилась в этого человека, а не в его внешность.
Убежденность, с которой она это говорит, звучит очень по-взрослому. И мне от этого не по себе. Она так быстро выросла. Только бы он не обидел ее.
Когда она тянется за моей миской, я пожимаю ей руку, прерывая ее порхающее движение:
– Очень рада за тебя.
Ее щеки наливаются румянцем, и я чувствую ответное пожатие.
ХРЯСЬ! Мы обе подскакиваем, поворачиваясь на этот звук к окну. Пру хватается за горло, когда что-то темное с грохотом бьется о стекло, отодвигается и снова наскакивает. Хрясь! Это ставень разболтался. Ветер свистит в камине, ворошит угли, подтверждая, что бояться нечего. Это только ветер. Но мое сердце чуть не выскакивает из груди.
– Боже правый, – нервно говорит Пру и смеется, покачивая головой.
Я выбегаю из дома закрепить расшатавшийся ставень и быстро проверить остальные. Ветер так разогнал туман, что стало видно дорогу, по крайней мере до второго фонарного столба. Воздух – это облачная река, находящаяся в постоянном движении. Порыв ветра швыряет волосы мне в лицо, и моя стремянка с грохотом падает на землю. Свернуться бы сейчас калачиком под одеялом и слушать свист и стоны ветра за окном – эта мысль кажется на редкость заманчивой, особенно на полный желудок. Но если ветер может расшатать ставни, то есть вероятность, что распахнется и дверца на фонарном столбе. Я всегда проверяю, чтобы они были хорошенько заперты, но мать-природу нельзя недооценивать.
Свет не должен погаснуть. В мои обязанности фонарщицы входит по крайней мере один обход деревни после того, как я зажгу фонари, чтобы убедиться, что огни по-прежнему ярко горят. Войдя в дом, я начинаю заплетать волосы обратно в косу, которую укладываю вокруг головы.
– Уже? – кривится Пру.
Я киваю, затем хватаю кепку и натягиваю, закрепляя булавкой, чтобы она плотней прилегала. Пру ставит посуду в раковину, а я накидываю на плечи куртку.
– Не помочь, пока я еще тут?
– Ну что ты. Мы с мамой справимся с посудой.
Она похлопывает маму по руке, как будто и вправду рассчитывает на ее участие, и я отворачиваюсь, пряча гримасу.
Выйдя на улицу, я едва успеваю ухватить дверь, чтобы ветер не приложил ее о стену. Ветер проносится по деревьям со зловещим шелестом. Листья, сорванные с ветвей, летят и метут мостовую. Каждый фонарь на моем пути светится в ночи, как маяк, отражая свет ручного фонаря. Но почему-то от этого света ночь кажется еще темнее. К каждому фонарю я прислоняю стремянку и проверяю защелку на дверце, убеждаясь в ее надежности. Большинство людей в этот поздний час сидят по домам, доедают ужин или уже легли спать, но мне нельзя полагаться на авось. Свернув на Силт-лейн, я понимаю, что не зря волновалась. Фонарь погас.
Мое сердце обгоняет ноги, когда я спешу через размытую пустоту и, к своему удивлению, обнаруживаю, что дверца очевидно закрыта. Беглый осмотр ничего не дает. Все стекла целы, не видно ни единой трещины. Я не понимаю, отчего погас свет. Дверца легко открывается: фитиль на месте, ворвани хватает. Странно.
Небрежно скрученный фитиль может сказаться на горении, так что, возможно, дело в этом. Я достаю из сумки ножницы и обрезаю кончик нужным образом, чтобы пламя горело ярче и чище. После этого я зажигаю фонарь в два счета, уверенная, что он будет гореть до утра, когда я приду тушить его. Закончив, я спускаюсь на землю и продолжаю обход. Не считая ветра, на улицах по-прежнему ничего интересного. Все на своих местах. Но и следующий фонарь перед Зеленым парком тоже не горит.
И снова никаких намеков на то, отчего погас огонь. Все как будто в порядке, никаких повреждений. Фитиль тоже кажется нормальным, хоть я и грешу на него, как и в первом случае. По коже пробегают мурашки, словно волна, накатывающая на берег. Я уверена, что зажигала оба фонаря. Эту сторону Зеленого я осветила перед тем, как наткнулась на Молли с Сюзанной, так что дело не в моей рассеянности. Я оглядываюсь через плечо и пытаюсь разглядеть в тумане то, чего там нет. Я сама не знаю, что ищу.
Ветви яростно раскачиваются на ветру, шумя при этом, точно водопад. Они то возникают в моем круге света, то исчезают, будоража воображение. В памяти всплывает крик, прозвучавший ранее, и я крепче хватаюсь за фонарный столб. Мог ли крик быть настоящим? Краем глаза я улавливаю движение у самой земли, и у меня перехватывает дыхание. Я не одна. Кто-то крадется за мной, держась вне поля моего зрения. Я собираю всю волю в кулак и поднимаю фонарь. Из темноты на меня смотрит пара серебристых глаз. Это енот.
Я делаю три глубоких вдоха и с трудом расслабляю плечи. Дергаться из-за ерунды вредно для здоровья. Главное – снова зажечь фонарь и покончить с этим недоразумением. Подрезав фитиль и здесь, я поспешно зажигаю его. На меня рассчитывают люди. Конечно, большинство из них, скорее всего, напились, судя по крикам и одобрительным возгласам, доносящимся сквозь туман, но они будут благодарны, когда доберутся домой или вернутся в гостиницу из таверны.
«Не потеряйся в тумане, Темп». Мое сердце бешено колотится, когда я продолжаю путь. Перед тем как повернуть за угол, я задерживаю дыхание. Фонарь в начале делового района мерцает. Я выдыхаю, чувствуя, как отпускает напряжение в груди. Не горели только два фонаря, что, безусловно, настораживает, но не слишком. Должно быть, виноват ветер.
Нет причин ставить кого-то в известность об этом. Я бы
