Фонарщица - Кристал Джей Белл
Исчез последний свет, опустились сумерки. Воздух до того густой, что можно задохнуться. Ни разу за четыре года работы фонарщицей я не сталкивалась с таким непроглядным туманом. Видимо, теперь, когда я раскрыла секрет Гидеона – или секрет леса? – мне не будет поблажек, раз я стала добычей. В мутно-сером мареве маячат темные формы, деревья. Только что они были здесь – и вот их нет. Слева от меня ломается ветка. Затем раздается треск у меня за спиной. Это мог быть Гидеон, но инстинкт подсказывает мне, что нет. По крайней мере, не физически. Лес играет со мной в свои игры. Пытается загнать обратно в западню, как безмозглую овцу.
Несмотря на охвативший меня страх и боль, пульсирующую в голове и ноге, я погружаюсь внутрь себя. Я отказываюсь становиться жертвой тумана. Я умею находить дорогу в темноте лучше, чем кто-либо другой. Это не волшебный трюк, в который Джози верил в детстве. Это чувство, коренящееся глубоко во мне, доставшееся мне от Па, и оно выведет меня куда надо. Я закрываю глаза и обращаюсь в слух. Ноль внимания на стоны и скрипы леса и на тропу, к которой он склоняет меня.
Во мне разгорается компас, и я чувствую жжение справа от себя, словно фитиль, ждущий огня. Там моя тропа – и я иду по ней. Когда мои ноги наконец-то ступают на булыжную мостовую, я понимаю, что должна обратиться в первый же дом. Попросить о помощи. Но все, чего мне хочется, – это пойти домой. Отделаться от тумана. Оказаться под защитой стен, возведенных мамой с Па. Почувствовать присутствие Па и увериться, что он нас любил. Пытался нас защитить. И оставил нас не по доброй воле.
Я не могу сгинуть, пока Пру не узнает правды. Ей надо знать, что я никогда не оставлю ее. И мама… Она должна узнать, что я понимаю, почему она так поступила. Это было ужасно. Неправильно. Ей следовало довериться Па. Но я понимаю.
На улице никого. Я так и не зажгла фонари и в колокол не позвонила. А человек, который мог бы заменить меня, покоится на Гидеоновой прогалине. Став прикормом для деревьев. Я подвела Уорблер, и незажженные фонари кажутся мне друзьями, брошенными в трудную минуту. Улицы растворились во мраке, без единого проблеска света. Это идет вразрез со всем, что внушал мне Па. «Нести свет во тьму – это честь. У тебя призвание, Темп». Я ковыляю по улицам, не замечая никаких ориентиров, и стук моих ботинок разносится в тумане. Нож в черепе проворачивается, когда я задеваю ногой булыжник и спотыкаюсь. Я пытаюсь идти быстрее, постанывая. Я чувствую свой дом, как птицы, улетающие на зимовье. Но вскоре каждый шаг уже вызывает агонию, грозящую сокрушить меня.
Мне приходится остановиться у северо-западного фонаря. Это фонарь Па. Он поддерживает меня, пока я обхватываю ноющую ногу и закрываю глаза. Я представляю, как рука Па накрывает мою, представляю его улыбку, радость, озаряющую его лицо. Он никогда не покидал меня. Сейчас все это кажется таким глупым; сколько времени я потеряла, пытаясь подготовиться к худшему. Как я от всех отдалилась, взвалив все на свои плечи, не смея ни на кого положиться, обратиться за помощью. Па никогда бы этого не одобрил. Почему так легко позволить тьме управлять нашей жизнью? Формировать нас.
Шаги в тумане. Мое время истекло. Гидеону не составило труда выследить меня. Я качаю головой, чувствуя, как брызжут слезы. Я не готова. И понимаю, что так же был не готов и Па. Я стою на том же самом месте, не в силах противиться неизбежному. Мы совершали ошибки, но оба старались поступать по совести. Не такого конца я себе хотела, но выбирать не приходится. Остается только довериться жизни.
Темная тень Гидеона обходит фонарный столб и встает передо мной, без малейшего намека на хромоту или какую-либо травму. Длинные бледные пальцы, холодные, как смерть, протягиваются ко мне и хватают за подбородок. Я вырываюсь из его хватки. Он смеется.
– В тебе столько огня, маленькая фонарщица. Мне нужна эта семейная черта.
Отвращение кривит мне губы.
– Зачем?
С такого близкого расстояния я вижу тонкие сосуды под его бледной кожей, целую корневую систему.
– Мы прожили долгую жизнь и поняли, что для того, чтобы выжить, мы должны эволюционировать. Это тело отлично нам послужило, но оно не будет с нами вечно.
Я понимаю, к чему он клонит.
– В тебе горит огонь, который обжег нас, когда мы пытались справиться с тобой. В вашей семье есть этот боевой дух. Я этого не понял, когда твой отец бросил мне вызов. Только когда это сделала ты.
Такой перескок между лицами сбивает с толку. С кем я разговариваю? С лесом или с Гидеоном?
– Мне повезло, что у тебя есть сестра, потому что нам нужен этот огонь. Эта сила Бирнов.
Он устремляет взгляд в даль, на плод своей одержимости, выращенный на трупах. Дерево за деревом он восстанавливал лес, поредевший при строительстве Уорблера сорок с лишним лет тому назад. Новая форма выживания. Этого не может быть на самом деле. В его глазах светится одержимость, граничащая с безумием. Кем бы ни был Гидеон, что бы ни таилось у него внутри, всем этим движет болезнь, и я в его… в ее власти.
Гидеон переворачивает руку, и я вижу, как кожа на его запястье лопается, словно вяленое мясо. Высовывается кончик корня, и меня передергивает.
– Когда это тело сдастся и у него не останется сил жить дальше, мое дело продолжат мои дети. Имея в коре мощь огня, Уорблер станет намного сильнее.
– Твои дети могут быть только выродками.
Он цокает языком, качая головой.
– Не волнуйся. Твои племянники никогда не узнают твоего мнения. Они будут знать о тебе только из добрых историй, услышанных от мамы. Потому что мое наследие будет жить еще долго. Как и ты, дорогая фонарщица. Возможно, они даже навестят тебя, когда твой корабль зайдет в порт.
Он хватает меня за запястье с быстротой змеи. Я пытаюсь вырваться, но тщетно. Его хватка как тиски, деревянные. Теперь я это
