Анчутка - Алексей Малых

— Мир, посмотри на меня. Ну посмотри же! Помнишь? Помнишь, я говорил тебе, что никогда не предам? Помнишь? Мир! Мир!

— Никогда не предашь, говоришь? — едко спросил Военег, спускаясь в подклеть. — А мне обратное сказывал?

— Отец? — Извор поднялся, пытаясь выглядеть как можно более непоколебимым.

Военег ступил на глиняный пол и медленно подошёл к братьям. С надмением оглядел обоих и с не меньшим презрением прошипел сыну:

— Или уже забыл, как клялся мне, что послушным будешь? А? Ну коли так, я и о своём обещании тоже забуду.

Не оборачиваясь выставил в сторону руку ладонью вверх, на которую Гостомысл положил что-то. Глаза Мира вспыхнули, когда в серости подклети разглядел маленький ножичек с серебряной рукоятью и алой россыпью рубинов по ней. Мирослав узнав ножичек Сороки, еле слышно проговорил:

— Откуда это у тебя?

— У Извора одолжил, — будто между прочим буркнул Военег. — А что он тебе не сказал? Она мной ему обещана была за верность. Только смотрю, что сын мой не особо желает свою клятву выполнять — вот думаю наведаться в избушку охотничью.

Извор испариной покрылся, липкий страх под рубахами хребет холодит. Сглотнул судорожно. Вчера после бани ножичек найти не мог, думал что обронил где. Вон оно значит как, по отцовской указке досмотрел вещи его кто верно. А Военег в руках ножичек крутит, остриём из под ногтей грязь убирает.

— А сказал мне, что убежала, — Военег у сына небрежно испрашивает.

Извор и сказать против ничего не смеет — недавно двух охотников неподалёку от избушки видел — верно они и донесли.

— Или ты удумал за моей спиной свои дела проворачивать?

— Что ты с ней сделал? — яриться Мир начал.

— Я? Ничего, — равнодушно пожал плечами наместник. — А вот Извор верно тешится. Кричит больно громко только — не хуже тебя.

Гневом глаза булатные налились. Не могли Мира удержать теперь даже тенёта. С рыканьем подобным зверю дикому на ноги встать стремиться, да нет возможности — дружинники подлетели, того унимают своими способами.

— Стерва, — сквозь удары полновесные Мирослав буйствует пуще прежнего.

— Отец, прошу не тронь Мира, — Извора опять предательским трепетом, что паутиной опутало, но брату не желает этой участи.

— Так определись-то — кого мне не трогать? — стоит, с сыном взглядами мериться, а всё же военегов более тяжким оказался — нет у Извора силы снести его. — Вон пошёл! — Военег широкой лапой оттолкнул сына, загораживающего собой заключённого.

Разрывает Извора на части. Брату ничем не помочь ему. Со двора на Буяне галопом в лес. В висках кровь стучит. К избушке подойти не смеет. Заперта — снаружи тяжёлая завора её держит. С коня на ходу слетев, к двери ухом льнёт. Да тут же от двери разом и принял, когда девица с другой стороны, по буйному своему нраву, кулаками затарабанила. А Извор и рад её злословию — не тронул её отец, пугает только.

Постоял возле двери, пока не стихла девица. Заходить не стал сразу. Исперва предупредительно той в щель дверную проговорил:

— Коли так меня встречать каждый раз будешь, опять завяжу тебя! — завору с двери отволок. С трепетом через порог ногу занеся.

А та стоит напротив. Пыхает жаром, грудь полная вздымается, волосы неприглядно растрёпаны. А всё одно желанием обладать ею Извора наполняет. Только обещался ей до венчания не трогать — держится, свою похоть унимая.

Шаг навстречу к ней делает, а та бадейку, что за ручку держала вскинула, одной рукой под дно теперь его поддерживает. А Извор вспомнил, как возле колодца её встретил. Стоит на душе тепло стало — ну что ж, не против он свой жар так охолонить. Сорока носик сморщила, будто что мерзкое учуяла. Тут и до Извор зловоние донеслось. Сорока-то бадейкой с нечистотами уже размахнулась, да единым разом на Извора всё и выплеснула. Летит на того мерзость сия единым крылом с края бадейки взявшись. Отступить назад времени не хватает. Так всего его и окатило. Шелохнуться не смеет, тошноту оба еле-еле сдерживают.

Сорока бежать, Извор ей путь преградил. Она того руками тронуть брезгует. Бадейку тому в руки всучила, в неё упираясь руками, оттолкнула, дверью хлопнула. Прижалась к ней спиной. Фыркает — не удалось ей и сегодня убежать. Себя руками обмахивает — вонь несусветную развевает. К звукам снаружи прислушивается. А тот то фукает, то позывы рвотные сдерживает, браниться не браниться, а всё недобрым кого-то вспоминает. Коня?! Гнедка верно его везти такого благоухающего на себе не хочет. Сорока смех сдерживает, да всё сквозь слёзы.

А потом, уже когда Извор накупанный возле очага грелся, за ним из своего угла с тоской наблюдала. Сидит жалкий какой-то. На дверь приоткрытую взглядом протянула — там лес стоит тёмный. Ночью там сейчас одной оказаться — гиблое дело — волки кругом воют, медведь однажды возле избушки шастал. Назад к Извору ледышками своими вернулась. А тот так прутиком до сих пор угольки в очаге теребит. Напрягся весь, верно выходку сорочью припомнив. Сломал прутик-то, пальцем одним лишь, в огонь бросил. На Сороку через плечо скосился, с упрёком взор свой на неё кинул. А Сорока в плошку уткнулась, юшку наваристую дальше прихлёбывает. Не выдержали оба — в один момент оба от смеха прыснули, припомнив давешнее происшествие.

А потом притихли разом. Извор к двери. Слушает тишь ночную. Вроде ветка где треснула. Потом ещё одна. Сорока меч с пола подняла, к Извору со спины подступает. Не успела спохватиться, как боярин ту, силой превосходя, в тисках крепких сдавил, к стене бревенчатой прижал. Одной рукой рот пухлый прикрыл. Другой меч, что посерёд них оказался перехватывает — мол, не идёт девице с сим оружием ладить. Безмолвно указал той в угол забиться, а сам за порог ступил.

* * *

На ровной глади зеркала испуганно дрогнуло желтеющее отражение личика дочери Нежданы, когда Извор с грохотом хлопнул дубовой дверью, выгнав перед тем всех сенных из сестринских покоев.

— Зачем ты к нему ходила? — уже дважды повторил свой вопрос.

— Мне матушка сказала… — пролепетала Любава, стыдливо опустив свои глаза, испытывая неподдельный трепет перед старшим братом. Его укоры для неё всегда были колки. — Сказала, чтоб к нему пошла, снеди снесла. Сказала, чтоб я его приголубила — мужская плоть к женской ведь тянется.

— Ну?! Приголубила?

— Что ты, братец, как можно с женихом до венчания, — губки надула, а глаза искрятся. Вздохнула и