Летний сад - Полина Саймонс
– Ох нет! Ох нет! МАМА! МАМА! Что нам делать?
– Тише, Марина! – негромко произнесла Татьяна.
И Сайка тихо спросила:
– Татьяна, ты можешь мне помочь? – Она улыбнулась. – Пожалуйста, помоги мне. Прости за все.
Тетя Рита, услышав крик Марины – да и кто бы его не услышал? – прибежала из дому; ее глаза были так же полны паники, как голос Марины. Но как только она увидела, что с Мариной все в порядке, она не только не предложила помощи, она даже сочувствия не проявила. На ее лице отразилось отвращение. Тетя Рита отвернулась, но это выражение не ускользнуло от Татьяны – и от Сайки.
Еще больше ухудшив дело, Марина выбрала именно этот момент для рвоты, извергая из себя обед из яиц и рыбы. Тетя Рита не нашла ничего лучшего, как броситься к дочери с криком:
– Милая, ты в порядке? Бедняжка, ты посмотри на себя, ох, милая, позволь мне…
– Тетя Рита, – резко заговорила Татьяна, подходя ближе к Сайке, – мне нужны соль и спички, сейчас же! И йод.
Она не ждала ответа. Но тетя Рита поспешила к дому, таща за собой Марину.
– Татьяна, можешь ты поспешить, пока они не высосали меня досуха?
Сайка оторвала одну от живота. Пиявка повисла в ее пальцах, а когда она отшвырнула ее, на коже остались два окровавленных кружочка.
– Не надо вот так их отрывать, – сказала Татьяна. – Останутся шрамы.
При слове «шрамы» взгляды девочек на мгновение встретились. Татьяна сделала еще шаг к Сайке:
– Выйди из воды и ляг на землю.
Сайка послушалась.
Открыв пакет соли, как только Рита принесла его, Татьяна посыпала грубыми кристаллами все тело Сайки. Девочка дергалась; реакция пиявок тоже была мгновенной. Они стали ежиться, пытаясь отползти от кристаллов, и при этом сильнее покрывались солью. В смертельной агонии их черные длинные тела начали отваливаться от нагого тела Сайки, покрытые ее кровью и собственным протеином-антикоагулянтом гирудином – беловатой жидкостью, похожей на гной. Там, где они присосались к коже, оставались маленькие ранки, похожие на монетки; из них сочилась кровь.
Заставив Сайку перевернуться на живот, Татьяна посыпала солью ее волосы, спину, ягодицы и ноги. Немало пиявок так и не отвалились. Для них Татьяне и нужны были спички. Она должна была обжечь их.
Сайка тихо хныкала.
Татьяна зажгла спичку и поднесла к пиявке, что была обсыпана солью, но не погибла и продолжала сосать. Обжечь мокрого, соленого скользкого червяка оказалось труднее, чем можно было подумать; пиявка в мокрой защите отказывалась пожертвовать собой. Сайка дернулась:
– Таня, погоди…
Но Татьяна ждать не могла. Она знала, что потеря крови не прекратится, пока зубы паразита не оставят тело жертвы. А их еще несколько десятков висели на Сайке, и способность девочки оставаться в сознании сокращалась, как и количество ее крови. Если каждая пиявка может выпить двадцать миллилитров крови за десять минут, то…
Татьяна торопилась. Одна пиявка не желала отваливаться от спины Сайки; спичка обожгла пальцы Татьяны. Она отбросила ее, зажгла другую, поднесла еще ближе к коже Сайки. Наконец червяк упал, оставив за собой бледное пятно. Справившись еще с двадцатью на ногах, Татьяна перевернула Сайку.
– Скорее… – прошептала та. – Но не сожги мою кожу своими пальцами.
– Это огонь.
– Не трогай меня… прижимай спичку к твари… не трогай меня пальцами.
Теряя мужество, но спокойная Татьяна уверенно, хотя и медленно, продолжала обжигать самых упорных пиявок; разбухшие, посеревшие и извивающиеся, они продолжали пожирать Сайку. На спине осталось всего несколько. «Должно быть, из-за шрамов», – подумала Татьяна. Даже пиявки не могут присосаться к мертвой коже. А тело Сайки из-за соли в открытых ранах начало распухать и тоже становиться серым. Она перестала хныкать.
– Таня… – Сайка говорила с трудом из-за воды и соли. – Между ногами, Таня…
Татьяна порадовалась тому, что глаза Сайки были закрыты и она не могла увидеть отвращение Татьяны. Ей бы хотелось позвать Марину, подругу Сайки, или тетю Риту, взрослого человека… Ей бы хотелось позвать дядю…
– Таня! – Это был дядя Борис. Он стоял за ее спиной, наклоняясь. – Что случилось?
– Пиявки, дядя Борис, – выдохнула Татьяна. – Думаю, с большинством я справилась…
– Посмотри, – сказал Борис, показывая на лобковые волосы Сайки.
– Я знаю, – ответила Татьяна. – Только там и остались…
Она не знала, что делать дальше или что сказать. Будет ли слишком неделикатно попросить дядю о помощи? Но и сделать это сама она была не в силах. Татьяна не могла и, что куда важнее, не хотела дотрагиваться до Сайки там.
– Я обсыпала ее солью, но они просто не падают.
– Таня, сделай же что-нибудь… – Это пробормотала Сайка. – Не сиди просто так и не болтай…
– Ну а что я должна сделать? Я не могу поднести туда спичку, ведь так?
– Ох, да чтоб тебя… Помоги мне сесть, хорошо?
Дядя Борис и Татьяна усадили ее. Сайка протянула руку вниз, схватила пиявку и дернула. Пиявка оторвалась вместе с клочком волос. Сайка дернула другую, что забралась пониже, глубже. Татьяна отвернулась. И невольно заметила, что дядя отворачиваться не стал. И в отличие от отвращения в глазах его жены в его взгляде отвращение и сочувствие смешались с чем-то еще, с чем-то, чего даже добрый дядя Борис не сумел скрыть. Нагая девочка сидела перед ним на траве, перепачканная илом, с пиявками между ногами, окровавленная и распухшая, но главное – нагая…
Чувствуя себя крайне неловко, Татьяна встала и отошла назад, держа в руке спички.
– Что ж, если ты уже в порядке, я, пожалуй, пойду в дом, – пробормотала она. – Тебе нужно мыло? Йод?
– Все в порядке, – ответила Сайка, не шевельнувшись.
Татьяна не стала настаивать. Без йода ранки могли воспалиться, но это была не ее проблема.
Тетя Рита стояла у окна.
– Что там делает твой дядя? – резко спросила она Татьяну.
– Не знаю.
Татьяна ушла к раковине и взяла кусок хозяйственного мыла. Она не солгала и не ушла от ответа. Она действительно не знала, что делает ее дядя.
