Анчутка - Алексей Малых
— Ты ведь знал, что она нравилась мне! — не желая слышать оправданий, перебил Извор своим гневным выкриком и добавил тише, растеребив свою незаживающую душевную рану, — я и до сих пор не могу забыть её.
— Она была тогда соплячкой! — не отказывался Военег от содеянного.
— Да! но она смогла украсть моё сердце навсегда! Я столько лет мучил себя непониманием своих чувств к ней — я любил её прошлую и был хлад к настоящей! Я просто слепец, — Извор осознал своё заблуждение. — Я не разумел доселе от чего Любава вдруг изменилась до неузнаваемости. Теперь я всё понял… я понял, что люблю её, настоящую, до сих пор! — из груди Извора рвалось наружу тоскливое отчаяние.
— О какой любви ты говоришь?
— О самой настоящей. Какую тебе, отец не испытать во век! — сын воеводы заметался из стороны в сторону, не понимая, что делать дальше, и в момент вкопавшись на месте, верно определив свой дальнейший жизненный путь, подхватив меч, засобирался со двора.
— Извор, стой!
— Я не позволю состояться их обручению, — не оборачиваясь на отца, тот твёрдо отчеканил, накидывая потник на своего гнедку.
— Ты так взъелся из-за какой-то девки? — Военег пытался отшутиться, наблюдая как сын с неотвратимой решимостью седлал коня. — Если так, то я приведу тебе любую на какую укажешь. Хочешь киевлянку или булгарку, хоть византийку? Недавно половчанок пригнали с Дикого поля!
— Оставь свой терем при себе! — направился к запертым щитам дубовых ворот, расталкивая ничего не понимающую челядь, гурьбой ворвавшуюся во двор.
— Я твой отец, я не мог подвергать тебя опасности! — воскликнул, не желая отпускать своего сына.
— Лучше я не буду иметь никакого отца, чем такого.
— Ты всё-равно останешься моим сыном, — рявкнул тот в след уходящему Извору.
От угрюмого лица Извора, который брёл куда-то не разбирая дороги, встречные гулёны шарахались в стороны. Извор даже не понял, как очутился возле двора наместника. Оставив гнедку в свободном деннике, он присел рядом с братом. Мир был всё там же и кимарил, откинувшись спиной к стене.
— Возьмёшь на постой? — Извор произнёс бесцветным голосом, глядя в пустоту.
— Твоя клеть уже занята — Храбр там — придётся потесниться, — не открывая глаз, сквозь лёгкий сон ответил Мирослав.
Извор был чрезмерно сломлен после разговора с отцом, он ещё не до конца осознавал всего открывшегося, не понимал как всё это принять и как рассказать брату. И стоит ли вообще? Может пусть тот и дальше живёт в слепом неведении?
Извор грузно вздохнул — от всех переживаний не было сил ничего возразить, хотя делить клеть ему ни с кем особо не хотелось, особенно с этим наглецом, к которому он от чего-то испытывал лёгкую неприязнь и даже зависть. Своим безразличным спокойствием он крайне удивил Мира, ожидавшего от него возмущения.
— Даже не спрашивай, — опередил Извор брата, который, в миг опрянув от дремоты, встрепенулся, желая верно засыпать того вопросами.
— Пиво нести?
Извор отрицаясь повертел головой. Этим привёл Мира, редко видящего взбалмошного брата в таком состоянии, а вернее никогда, в ещё большее недоумение.
— Ба, — Мир попытался, поддержать разговор. — Э́ко, брат, тебя прижало, чтоб ты от пива отказался.
— Я завтра тебе всё расскажу, — через силу выдавил из себя и поднялся с лавки, направляясь в дальнюю клеть, где часто ночевал задержавшись у Мира. Нары вдоль стены были свободными. — Со своей зазнобой верно, — презрительно фыркнул Извор.
Сон не шёл, в голове гудело от мыслей и воспоминаний. Томило так, что в пору было выть волком, да ещё слободские никак не хотели угомониться.
Откинув от себя подушку, под которой прятался от шума, не дождавшись рассвета, ещё до третьих петухов, Извор выскочил во двор. Он бросился к колодцу, желая окатить себя ледяной водой дабы охладить внутренний жар, вызванный борьбой самим с собой — негодование, отчаяние и удручёность рвали его на части.
Оторопевшая Сорока, ничего не понимая, хлопала глазами глядя на несущегося на неё Извора, выронила полную воды бадейку и замерла так и держа руки перед собой, и втянув голову в плечи, стоя в расходящемся круге воды вокруг неё.
— Опять ты? — рявкнул на девицу, подхватив бадейку с землицы и зашвырнув ту в глубь колодца.
Остервенело прокрутил колодезный ворот, наматывая на него длинную цепь. Вытащил бадейку одним рывком и подцепил её за ручку. Желая охладиться немедля, намеревался уже опрокинуть ту на себя, взявшись за деревянные бока своими широкими ладонями, но завис над ней, глядя в отражение на рябистой поверхности. Мысленно вернувшись к вчерашнему купанию, передумал и покосился на Сороку, попятившуюся от него. Та замерла, встретившись взглядом с его надменным и судорожно сглотнув, перевела свой подозрительный на бадейку. Извор всей своей массой понудился в сторону девицы, а та резко прикрылась руками и вся съёжилась, верно ожидая в месть за вчерашнее быть окаченной ледяной водой, но постояв так с долю времени, так и ничего не дождавшись, выглянула сквозь щёлочку растопыренных пальцев.
— Чего зыришь? — Извор толкнул ей в грудь бадейку, что Сорока крякнула, еле успев подхватить её, и со свистом втянула в себя воздух— мало того что ладони болели, так ещё и вода, перекинувшись через край, омочила её грудь и стекла на живот.
— Храбра буди — дело у меня к нему, — не обращая на то внимания, гаркнул Извор. — Чего медлишь?
— Нет его, — затрясла подбородком более от боли, чем от обиды, подставив под дно бадейки колено, чтоб облегчить её тяжесть. — И с чего взял, что должна знать где этот робичич (сын раба)?!
— Ты ж ночь с ним кумовалась?! Скажешь не было, волочайка!
— Он мёду с узваром принёс, раны обработать, и ушёл. А ещё раз волочайкой кликнешь — горло перегрызу!
— Ой ли?
Извор приподнял бровь и, ехидно скривившись лицом, сделал шаг к Сороке возвысившиь горой над ней. Только та не растерялась — бадейку поудобнее перехватила, на того целясь.
— Коли девки твои дворовые, боярин, такие хрупкие, что каждую на раз заломать можешь, о других не пристало бы такое думать, — прошипела будто дикая кошка.
Стоит в дымке предрассветной, лишь только начавшей теснить ночную тусклость, вся ощерившаяся, волосы колтунами висят, в соломе, порты на коленях разодраны, рубаха вся
