Анчутка - Алексей Малых
— Не трону тебя, — отвёл взгляд в сторону, не желая смущать, хотя вчера любовался на неё всю мокрую. И действительно — чего взъелся, хоть и бродница, а от смерти спасла его дважды, собой рискуя. Да и не видел он ничего — возле сеновала Зима-травница, наместника что лечит, уши грела — её Храбр спугнул.
— Он вчера на закате ещё ушёл. Сказал, на охоту, — голос Сороки догнал Извора, идущего от неё прочь.
* * *
Не ожидал Извор вернуться на отчий двор так быстро. Помялся возле частокола и, толкнув дверь калитки чёрного входа, лицом к лицу встретился со своей сестрицей, которая вернувшись с ярилиного гулянья, в попыхах на заднем дворе, менялась рубахой со своей сенной. Извор резко развернулся, не дав полуобнажённым девицам завизжать. Да и те рты зажали, верно не желая раскрыться, лишь присели пряча свои выпуклости.
— Бессоромна, всю ночь шлялась! — полушёпотом выругался, подумав про себя: " вся в мать свою."
— И что?! Девица пока — право имею!
— Имеют челядинки да слободские, ты дочь мужа знатного, да ещё и крещёная! — его возмущению не было предела.
— Для чего мне знатность моя, коли после венчания всю жизнь в тереме сидеть буду, — оправила та свою рубаху и слегка тронула плечо брата. — Ты только тяте своему не говори, что меня видел.
— И ты тоже помалкивай, — обменялись заручениями.
Любава брата в щёку колючую чмокнула, как делала это обычно, подтянувшись на его плече и зацепившись за того руками, от чего Извор слегка поморщился, не понимая, как принимать новую явь. Хотя что изменилось-то? Ведь последние девять лет была она его сестрой, уже и свыкся с этой мыслью. Он проследил за ней, как та украдкой перебегая от постройки к постройке занырнула в хоромы. Сенная девка, всю ночь спавшая в одрицкой своей хозяйки, обрядилась в свой наряд и тоже тихомолком поторопилась скрыться.
— Стой, — послышалось за спиной. Извор всю её с ног до головы осмотрел, пристально так, каждый изгиб её фигуры изучая. — Раздевайся.
Та глазами хлопает, по сторонам с опаской оглядывается, не решаясь к действиям, но явно думая, что бессердечный боярин запал на её прелести, смущённо проверещала, стягивая с себя рубаху:
— А коли увидит кто?
Извор руку протянул, выхватив у той одёжу, которую та не решалась оторвать от груди.
— Ты с ней одного роста — ей в раз будет. Поршни тоже давай, — поторапливал ту.
6. Клятва
В отличии от воеводиного двора, где утренняя суета только начиналась, у наместника было шумно. Чернавки и прочая челядь мыли гульбища, натирали до блеска лестницы с их резными балясинами, выбивали перины и одеяла. Двор мели сразу несколько закупов, конюшие чистили денники, а в стряпной избе кляли Зиму, что по её вине скисло всё молоко. Ключница лупила какую-то чернавку, что позволила грязной травнице ошиваться возле печи, что верно та заговор какой и учинила, что и квас весь перебродил.
Держа в руках аккуратный свёрток, Извор бегло окинул всю эту суматоху и, не обнаружив наглой девицы, направился на задний двор. Там возле курятника, в задумчивости засучив руки узлом, неподвижно стояла девка, окружённая копошащейся массой пеструх.
— Эй, — гаркнул той, что куры в миг разлетелись по сторонам, ударяясь друг о дружку, — новенькую не видела — Сорокой звать?
Девка склонилась, пряча голову от этих переполошившихся птиц, которые с сумасшедшим криком взлетали над той и с шумом падали вниз, забивая её своими крылами.
— Я их только прикормила! — оглянувшись через плечо, завизжала на Извора.
Её лицо покраснело от гнева в тон ленты, оттороченной по краю ворота. Это была Сорока в новенькой рубахе.
— Аюшки! Ты ли это?! — явно удивился такой перемене. — Тебя и не признать в этом наряде? Украла поди? Смотри, девки со свету сживут, коли так!
— Не воровала я, — выкрикнула с обидой, — с колодца вернулась, а там уже лежало.
— А курей зачем прикармливала? — безотрывно разглядывал ту, примечая все изгибы её тела, которые не были видны доселе, скрываемые просторными портами и мужской рубахой.
Он нагло отмерил тонкую талию переходящую в округлые бёдра, разница которых была подчёркнута плетёным пояском; на груди, которая колыхалась от каждого её вздоха — а дышала Сорока очень глубоко и часто, явно рассерженно — лежала толстая коса, вычесанная от соломы, конец которой был свободен от накосника; задержался на губах, которые вчера были пухлыми, а сейчас сжаты, что сушёное яблоко, а курносый нос весь сморщился, а глаза постепенно наливались кровью.
— Ты доколе докучать мне будешь, а?! Знала бы, что мне столько бед принесёшь со своим братцем, мимо бы прошла!
— Полуумок, — в сердцах выругался сам на себя Извор и, торкнув мысом сапога курицу, которая квохча возле него что-то дотошно выклёвывала, спрятал за спину свёрток. — Что случилось? Давай подсоблю, — предложил от чего-то почувствовав вину и какую-то глупую ревность — подготовленный им для неё наряд явно уступал.
— Мне ключница сказала две дюжины курей изловить и ощипать ещё! Я их с годину (60–90 минут) прикармливала, чтоб не пужались, а ты! — издалека торкнула гневно в того пальцем, как это делала на берегу, напомнив этим движением ещё кого-то.
— Ты с того края, а я с этого, — отшвырнул свёрток в сторону, указывая Сороке рукой направление.
Заходя с двух боков и широко расставив руки, они медленно подкрадывались к курицам, своими тенями заставляя тех сбиться в кучу, и в миг, эти вроде и недалёкого ума птицы, только уж больно охотчивые до свободы, громко кудахча разлетелись кто-куда. Они прыгали, хлопали крыльями и подняли такой оглушительный гам, что Извор еле перекрикивал их, подтрунивая Сороку, чтоб она ловчее тех хватала, да только лишь сильнее пугая их этим. Потом с Сорокой на пару принялся бегать по двору, хлопая по пустым ладоням, когда очередная кура ускользала из его хватки, пробежав между ног или увильнув в сторону. Наконец он изловил первую — громко ухнув, Извор плюхнулся в самую гущу, сверху, прижимая собой к земле трепетный комок.
Сорока, звонко смеясь, стояла в возле поилки, рядом с которой с перевязанными ногами уже бились несколько
