Анчутка - Алексей Малых
" Чего ему нужно? — Извор терпеливо выжидал, пока тот наконец свалит к своим нарам. — Даже не поблагодарил. Весь путь до Курска слова даже не сказал, не побеспокоился, как я себя чувствую! А я между прочим за него эту булаву принял!!!"
От обиды, клокотящей внутри Извора, жар лишь усилился. Он понудился открыть глаза, чтоб уже гаркнуть по своему обыкновению, но в тот же миг на его высокий лоб легла холодная рука, тонкая, явно не мужская. "Зима?" — радостно мелькнуло в голове у Извора. Теперь осталось лишь проснуться, более-менее правдоподобно. Только веки сковало, а когда наконец Извор смог их размежить, всё казалось мутным пятном, а протереть глаза — выдать себя и признаться в притворстве, чем поставить себя в неудобное положение. Придётся дальше притворяться. Хотя может и не придётся— постепенно испарялись и его последние силы. Он хотел что-то сказать, но губы слиплись. Досадливо вздохнул, когда хладная рука отольнула ото лба.
Журчащие звуки ударяясь о стены и витая в тёмной клети звеняще сообщили, что женщина что-то отливает из кувшина, верно принесённого с собой. Заботливо просунув руку под его мощную шею и поддерживая голову в приподнятом положении, приложила плошку к потрескавшимся губам, давая боярину напиться. Тот даже забыл, что притворяется спящим, и присосался к краю, громко и с жадностью проглатывая отвар душицы, кажущимся тогда слаще сбитня.
— Не торопись, — прозвучало мягко и нежно, что Извор распахнул свои глаза и замер, пытаясь высмотреть черты лица, которое стояло перед ним туманным пятном.
"Визгопряха! Как есть она!" Извор аж поперхнулся и закашлявшись, от чего всё тело пронзило болью, особо спину, непроизвольно вскрикнул, да так громко и надрывно, что верно было слышно со двора. А девица тем временем зажала тому рот ладонью, чем вызвала крайнее удивление воина.
— Зима сказала, ты не хотел, чтоб кто-то знал, что тебе больно, — стыдясь такой близости со знатным мужем, отняла руку от его губ и извиняясь принялась оправдываться. — Смотрю, один лежишь, страдаешь.
— Кто это страдает? — прохрипел Извор, не узнав свой голос. Говорить было трудно, но он не удержался, чтоб не съязвить.
— Воду разлил, я мимо проходила да и услышала ненароком. Вот и решила помочь немного.
Тут же засуетилась, что-то вынимая из плетёнки, молчаливо, даже не испросив разрешения, принялась обтирать смоченной в холодном уксусе пасконницей его лоб, щёки, шею, грудь, выглядывающую из под растянутого ворота, перешла на руки, неторопливыми, но отлаженными действиями закатав рукава мужской сорочицы кверху, обтёрла каждый его натруженные палец, открытую мозолистую ладонь. А потом заговорила, очень нежно заговорила, словно ручей где-то вдали звенит:
— Я ведь не только кражами промышляла — мы с дядькой и немощных выхаживали, даже прокажённых, к которым боялись подойти другие.
Извор даже не сопротивлялся — ему была просто необходима хоть чья-то помощь. Он, наверное, был даже рад, что это оказалась визгопряха, а не Храбр. Же́ны более мягкосердечны, и уж точно перед ними можно показывать свою слабость. К тому же, судя по всему, она не совсем уж и плохой человек, что даже Зима ей доверила свои догадки и, верно, она сама и подосла девицу к воеводиному сыну, значит эта личная травница наместника уже успела проверить её тут, пока дружинники мотались по степи.
— Что? Не уж-то такие милосердные, — опять съязвил, но незамедлительно укорил себя — вот кто его заставляет каждый раз при ней раскидываться колкостями?!
— Зачем?! На этом можно было бы неплохо подзаработать, — продолжила, изменив свой голос на резкий и вызывающе наглый, который вернул Извору прежнее представление о ней.
— А сейчас тебе, тоже что-то пообещали? — несмотря на боль, он попытался показно принять свою руку от девицы, понимая, что вновь в ней ошибся.
Сорока так и замерла пытаясь смекнуть о чём тот говорит, а потом с прежней рьянностью взялась за своё дело, да и настаивать особо не пришлось — у Извора вовсе не было сил сопротивляться.
— Ты сам за это заплатил.
— Когда это было?
— Ты Храбра спас. Благодарю тебя за это, — опять этот мягкий голос, от которого у Извора мурашки по затылку побежали.
Сорока не заметила, когда отвернулась, чтоб смочить пасконницу, как Извор, на малое время вернув очам ясность, посмотрел на неё, вроде как будто она кого-то напоминает, когда говорит так. Только кого, вспомнить не может.
— Мира не видела? — отметил про себя лёгкое послабление жара.
— Нет.
— А? — посмотрел на соседние нары, где верно должен был спать его побратим. Спросил скорее от досадной обиды на того.
— Я ему сказала дядьку привести.
— Этого проходимца и плута? — Извор злобно хмыкнул. — Пусть не смеет ко мне даже приближаться.
— Зиму ты прогнал, — продолжила, не обращая внимания на обидные слова, успев привыкнуть к такому обращению — и не такое слышали в их сторону, — она из детинца уже ушла. А где живёт никто не знает. Лечца позвать — все прознают о твоей хвори, а Мир сказал, что ты с него клятву взял, твоему отцу… — рука Сороки дрогнула, — не рассказывать. А ты серьёзно ранен.
— Да кто сказал, что серьёзно, — Извор попытался приподняться, да только его кичливость опять сыграла с ним злую шутку — его опять поразила боль, которая даже не утихала, а при движении стала только сильнее.
Видя мучения боярина, Сорока беспокойно обхватила его плечи руками, укладывая поудобнее. Она застыла над ним, пытаясь найти в этом мужественном лице того отрока, которой прибегал к ней по ночам. В отличии от Извора, у неё была хорошая возможность разглядеть того сквозь щёлку между цветными стёклами в окне и не только лицо — она его полностью разглядела ещё раньше на берегу Кура. Ещё тогда она отметила, что отрок был отлично сложен и весьма хорош собой — отличного супруга ей подобрал тятя. А потом…
" Судя по всему он даже и не догадывается о том, что случилось с настоящей Любавой и, раз занявшая моё место стала ему сестрой, даже к лучшему. Я бы не хотела, чтоб он проклинал моё имя, данное мне матерью, до конца своих дней — дочь Нежданы точно испортила бы ему жизнь, стань она его женой. Да и впредь мой несостоявшийся
