Кто хочет замуж за герцога? - Сабрина Джеффрис
Торн уже собрался сказать ей об этом, как Гвин неожиданно добавила:
— И этим леди надо с кем-то танцевать.
Оказывается, он неправильно ее понял. Гвин укоряла его за то, что он манкирует своими обязанностями холостяка. Ну, это совсем другое дело. Торн знал правила и охотно им подчинялся.
— Значит, так. Перед тем, как уйти, я приглашу на танец одну леди по твоему выбору. Такой расклад тебя устроит?
— Возможно, — неопределенно сказала Гвин и, прищурившись, спросила: — А после этого?
— Ты намерена заставить меня танцевать с несколькими партнершами?
— На это я не смею рассчитывать. Хотя я бы предпочла, чтобы ты здесь задержался. Кстати, куда ты поедешь?
— Не знаю. Не думал об этом. В театр или в клуб. — Торн забарабанил пальцами по подбородку. — Интересно, Воксхолл еще открыт? Может, парни, что его купили, позволят мне пройтись по канату под куполом? Я выпил всего один бокал шампанского, и мне, вполне вероятно, удалось бы не свалиться.
Гвин закатила глаза.
— Тебя послушать, так эти пьески — ты знаешь, о чем я, — писал не кто иной, как ты!
— О каких пьесах речь? — несколько напряженно спросил Торн.
— О тех, что пишет твой германский друг, мистер Джанке. Первая из них, насколько я помню, называется «Приключения одного неприкаянного джентльмена в Лондоне».
— Начнем с того, что его зовут не Джанке, а Джанкер, — раздраженно сказал он. — Во-вторых, никаких упоминаний того, что главный герой — Феликс — немец. О нем сказано, что он иностранец, но не сказано, из какой именно страны.
Гвин смотрела на брата с подозрительной пристальностью.
— На мой взгляд, совершенно неважно, какой национальности иностранный джентльмен по имени Феликс. Я лишь хотела сказать, что ты бы придумал для него еще более захватывающие приключения.
Торн не понимал, пытается Гвин его подловить или нет. Не исключено, что она догадывается, что под именем «приятеля» Торна, поэта по имени Конрад Джанкер, пишет сам Торн.
— Если верить Джанкеру, публике нравятся описанные им приключения. Настолько нравятся, что пьесы приносят ему хороший доход и вот уже несколько лет позволяют ему безбедно жить. Что же касается продолжения, то… — Торн встретился глазами с Гвин, увидел, что она улыбается, и осекся. — Я просто хочу сказать, что они неплохие.
— Конечно. Ты верный друг, и уже по этой причине не станешь отзываться плохо о произведениях приятеля. Что касается меня, мне нравятся только сцены с участием леди Держи-Хватай и ее дочки мисс Замани-Обмани. Их махинации — это что-то. Я всегда смеюсь до упаду.
— И я.
Торн планировал покончить с этими двумя комическими персонажами, как только сойдет на нет обида и гнев, вызванные отказом мисс Норли. Но со временем персонажи его пьес стали жить своей жизнью и прощаться с ним не собирались. К тому же мистер Викерман, управляющий театром Парфенон, который продюсировал все пьесы Джанкера, категорически настаивал на том, чтобы леди Держи-Хватай и мисс Замани-Обмани появлялись в каждой новой пьесе.
Гвин продолжала пристально смотреть на брата.
— Иногда я забываю, — сказала она, — что вы с мамой — единственные из всей нашей семьи по-настоящему любите театр. Теперь, когда мама уже не в трауре, не сводить ли ее тебе на одну из пьес твоего приятеля? Мне кажется, она получит немалое удовольствие от просмотра.
— Может, через месяц. У меня сейчас много других дел, — уклончиво ответил Торн. Он не хотел рисковать. Его проницательная мать могла узнать характерные для сына обороты речи. Если кто-то из родственников и мог вывести его на чистую воду, так это мать. Или Гвин.
— Да, я могу представить, чем ты занят, брат, — сказала Гвин и, окинув взглядом зал, добавила: — Кстати, о делах. Меня ждут гости. Ты, конечно, мой любимый гость, но не единственный. И не забудь, — шутливо погрозив ему пальцем, добавила Гвин, — ты обещал перед уходом потанцевать с леди по моему выбору. Я скоро вернусь и представлю вас друг другу.
Торн состроил страдальческую мину. Он не сомневался в том, что Гвин заставит его танцевать с какой-нибудь невзрачной серой мышкой, чей удел — вечно подпирать собой стену. Торн потерял сестру из виду, когда взгляд его привлекла другая женщина.
Не может этого быть! Но это она — ее лицо он узнал бы из тысячи. Прошло столько лет, и вновь Оливия Норли — или как там теперь ее следовало называть — вновь попалась ему на глаза. И где? В доме его родной сестры! Какое право она имела сюда приходить?! Ей здесь нечего делать!
И он лично скажет ей об этом перед тем, как попросит лакея проводить ее за дверь.
Торн сделал знак лакею, чтобы тот подошел, но как раз в этот момент заметил рядом с мисс Норли — или как ее там — женщину столь же привлекательную, но куда менее злокозненную. Оливия беседовала с женой его брата Грея, Беатрис, герцогиней Грейкорт.
Мисс Норли и Беатрис — подруги? Что здесь, черт возьми, происходит?
Он смотрел на двух женщин, медленно прохаживающихся по залу, приближающихся к нему с каждой минутой. К счастью, процесс приближения замедлялся тем, что Беатрис постоянно останавливали желающие переброситься с ней словом, предоставляя Торну возможность как следует рассмотреть Оливию и отметить произошедшие с ней изменения.
Прошедшие годы почти не оставили следа на ее внешности. Сейчас ей было лет двадцать семь или около того, но выглядела она юной и свежей, как выглядят нерожавшие женщины. Светлые волосы ее были уложены почти так же, как тогда, но золотисто-зеленое платье в цвет глаз нежно струилось, словно лаская ее соблазнительные формы. Мода сильно изменилась за это время.
И не только мода. Торн и сам изменился. После той встречи с последствиями он стал смотреть на женщин иначе. Он больше не верил в наивность и стремился разглядеть скрытые цели за каждым словом и взглядом. И он ни в чем себе не отказывал. Леди Норли пустила слух о его распущенности, которая якобы и дала ее падчерице повод отказать ему. И Торн решил, что терять ему нечего, и стал стараться изо всех сил оправдать свою подмоченную репутацию.
Нельзя сказать, чтобы полученный опыт пропал всуе.
