Анчутка - Алексей Малых
Мир выслушал всё со вниманием. А на душе томно. Думал, подмоги в лице Зимы найти, так и она о том же! Да только как бы не желал он оного, понимал, что никуда ему не деться, что ни он первый, ни он последний. Мало кто из знати по любви женился. Видать и ему не судьба свою суженную в этом мире встретить.
— На тебя ответственность большая возлагается.
— Какая? Быть в подчинении у Военега?!
— Мирослав Ольгович, — голос Зимы твёрдым стал, вынудив боярина с удивлением на травницу посмотреть. А та вытянулась во весь рост, приняв не обычную для себя осанку, а как лишь знатные жены себя ведут. — Грядут времена тяжкие! Над княжеством меч висит, вот-вот падёт. Не о любви ты должен думать, а о земле- матушке нашей!
Мирослав от этих слов встрепенулся — Зима многим ведала, так что не пустым звоном было ею сказанное. А та вдруг замолчала, верно боярину давая время, чтоб с мыслями собраться.
— Говори, коли начала, — исподлобья ту всю измерил.
— Возле Переяславля, некий Ясинь войско своё собирает. Настолько близко подошли, что их речь на заставах слышна бывает. Тучи сгущаются над Посемьем, но князь Изяслав не спешит их гнать. Поминками пришлых подкупить хочет, а этот степняк улыбается широко, да ладно говорит.
— А братья его что?
— Князья отяжелели от праздной жизни — стали жадны и малодушны. А вот люд простой роптать уж начал, ополчение собирают. А коли крамольно мыслить станут, могут и на бояр пойти — только ослабеем мы в междоусобицах, что степняки в миг возьмут грады наши.
— И Всеволод ничего не делает?
— Всеволоду Ярославовичу меч тяжек стал, он лишь о обогащении своём думает. Ярослав, отец их, Курск Святославу отдал. Только Всеволоду он, ох, как сладок — большие откупы берет, чтоб суда из Киева и Чернигова по нашим речным путям ходили… беспрепятственно. А коли отказываются, не равён час, могут и на ушкуйников (грабители на ушкуях— речное, парусное судно на вёслах) попасть.
— Не пойму к чему клонишь…
— Твоё венчание должно состоятся. Раз так вышло, то нужно, чтоб нам выгода от этого была. Не противься боле, — опять сызнова начала его уговаривать.
— Не хочу я девице сей злой участи! — Мирослав рыкнул. Руками из бадейки, что на подлавке стояла, себе в лицо воды брызнул, за бока взял, пьёт прямо через край, вид делает, будто не слышит слов травницы, а вода вниз проливается, пока та продолжает:
— Ты ведь знаешь, что Военег на переправах свои порядки учредил. А то, что Всеволоду дары отправляет обильные? Разумеешь, зачем?
— Отец ведь на поправку пошёл… — уже давно догадался, что Военег наместником курским желание имеет сделаться, а обозами тяжёлыми, подкупал князя.
— Ещё есть кое-что — Святослав назад своё взять хочет. Может статься, ежели брат его по доброй воли не отступится от земель курских, то междоусобицы кровавой не миновать.
— А отец? Он что делать думает?
— Его ближники давно уж тяготятся больше к Чернигову, нежели к Переяславлю. А вот Военеговы сотские, вроде и не против, но никак не решаются. Святослав далеко, а Военег рядом — понимаешь?
— Понимаю, — Мир теперь осознавал явственно, почему отец его стремился к их браку с Любавой — сделать то, чего не мог Олег — Мир сможет возвысится над Военегом получив и обширные земли, и власть над ними в придачу к Любаве.
— Так это же крамола (заговор)?
— Военег давно бесчинствует— он не только обозы грабит, так ещё и подати с купцов берёт большие, чтоб те по путям торговым беспрепятственно прошли, якобы под его защитой, а сколько делянок он грабит, да на степняков вину за то перекладывает, а робов северских в Друцк гонит! А управы нет! — он под покровительством Всеволода — тот, если и знает, то вид иной делает, за то и Военег ему часть из неправедных обогащений отвешивает.
Мир томно рыкнул. Догадывался он обо всём. Ему Извор о том часто говорил, да и слухами земля всегда полнится. А северские боятся в открытую воеводе воспротивиться. Действительно брак с Любавой необходим Мирославу, если вознамерится Военегу противостоять.
— Нежели ко мне и примкнут бояре Позвиздовы, а точнее только те, кто ему ещё верен остался, да вкупе с боярами, что нас поддержат в сем деле, всё равно не сдюжим, даже если и ополченцы к нам примкнут — что охотники с топорами против ратников?!
— Я молюсь об одном, чтоб до кровопролития не дошло. А ежели и нужно будет, Святослав Ярославович подсобит.
— Подсобит, — хмыкнул недоверчиво. — Как же ему о том сказать? Не ты ли к нему с поклоном пойдёшь? — а потом весь навострился, на дробную фигурку в мятле покосился — догадка была верной.
— Я сегодня пришла, чтоб проститься. Фёдор, конюший, если что— поможет. Через него будешь передавать послания…
Теперь понятно почему Зима свободно в детинец входит и подолгу бывает в отлучке — она тайный посланник Святослава Ярославовича. Верно и тот не без греха — Олега на свою сторону переманил, чтоб Курск, как и завещал Ярослав, князь киевский, своими владениями сделать. Но одно верно — если бояре дрогнут перед Военегом, если они не защитят свободный люд, то те сами от отчаяния и несправедливости, вооружившись топорами и рожнами, будут мстить за свои обиды. И тогда омоется Курщина братской кровью…
— Почему же отец не говорил мне о сем? Не доверяет от того, что я с Извором близок?
— Он лишь оттягивал тот момент, не желая чтоб и между вами была вражда, — понимающе тронула плечо знатного мужа. — Извор сам не скажет, ежели узнает, но его пылкость вырвется наружу — он вечно поспешен в действиях… Будь кроток и послушлив дядьке до времени. Пусть он и дальше думает, коли тебя Любавой… оженит, тебя тоже подневолит, как и Олега. Только ничего у него не выйдет, коли ты воспротивишься. А бояре тебе присягнут сразу после венчания.
— После венчания, — дрогнул Мирослав, не желая для невесты такой участи.
— Тебе решать. Ежели ты и теперь против союза с Любавой, Олег не будет тебя неволить. Коли ты этого до сих пор желаешь, он всё отменит.
* * *
Мирослав то вспомнил, но перед братом не открылся. Тошно стало от того, что их дружбе может конец прийти.
" Слышу, брат! Я тебе потом всё объясню. Я потом до конца жизни прощения вымаливать у тебя буду! Я о том и отца просил, коли дело до смертоубийства дойдёт, чтоб тебя пощадили!"
А на утро Извор
