Анчутка - Алексей Малых
— Стой! — заорал Извор, нагоняя того.
Лучник не реагировал, а лишь быстрее припустил ловко огибая деревья и свернув в сторону. Ему казалась знакомой эта фигура, эта спина, его волосы, заплетённые в косы и собранные на затылке. Неужели это Храбр? Нет этого не может быть?! Но это определённо он!
Впереди обозначилась густая поросль и нырнув в неё Извор почувствовал, как земля ушла из под ног. Закрутилось всё, перевернулось. Извор повис на краю оврага, зацепившись за толстый корень. Беспорядочно дёргая ногами, барахтался, пытаясь найти опору, но тщетно. Подтянувшись на руках, упёрся ногой в какой-то ком и, распределяя свою массу для дальнейшего толчка, не удержался и сорвался вниз, подскользнувшись мокрым сапогом — эти сафьяновые сапоги вечно приходятся некстати. Оказавшись на дне оврага, он понимал, что застрял в нём надолго. Склон, по которому он слетел сюда был почти отвесной, и вскарабкаться по нему обратно не было возможности, идти по дну оврага ещё худший выбор — засыпанный поваленными деревьями, он уходил в другую сторону от направления куда убежал лучник, похожий на Храбра; а другая сторона, верно, лишь недавно осыпалась, скорее всего по весне её размыло талыми водами, и теперь курчавые корни деревьев торчали в разные стороны, в добавок край оврага — небольшой слой чернозёма в аршин— нависал козырьком, а песок под ним даже сейчас осыпался.
От торопливости Извор делал всё не так, и первое — выбрал не тот путь. Хватаясь за ветки и подтягиваясь на вывороченных наружу корнях вековых дубов, он лишь тратил свои иссякающие силы попусту, потом срываясь и падая вниз, его засыпало песком, сверху на него валились комья жирного чернозёма и жухлой многолетней листвы. В один момент он замахал мечом, рубя корни, впиваясь клинком в землю, а потом, обессиленный глубоким отчаянием, заревел словно взбешённый тур. Он клял себя, овраг, мокрые сапоги, что послужили провальности, во всех смыслах, погони.
Отдышавшись и уже более тщательно выбирая подход, Извор вновь и безрезультатно пытался выкарабкаться на поверхность. Уже почти выбравшись из проклятого оврага, Извор увидел перед собой протянутую руку. Поведя взглядом вверх, он ожидал кого угодно только не отцовского дружинника.
На вопросы Извора тот молчал и лишь буркнул, что всё объяснит на месте. Извор шёл настороженно, конечно же, с мечом наперевес, готовый в любую момент к какому-нибудь непредвиденному повороту судьбы, которые в последнее время излишне преизобилуют в его жизни.
Зайдя в глубь бурелома, Извор даже немного опешил, когда увидел среди нескольких воеводиных дружинников и самого отца, Гостомысла с окровавленной булавой в кусках плоти и волос, ещё десятского, протягивающего своему владыке калчан со стрелками. Его отец с интересом их рассматривая, верно тоже не ожидая здесь увидеть сына, был слегка удивлён.
— Что ты делаешь здесь? — спросил не как отец, а более как воевода своего воина.
— Я заметил подозрительного человека и хотел его испытать, что он здесь делает. Он побежал, ну и я за ним… — Извор увиливал, не открывая всей истины. Он подступил ближе, рассматривая уже безжизненную, но ещё тёплую плоть стрельца.
— Ты один? — не менее осторожно выспрашивал и воевода своего сына. — И что за вид у тебя?
— Один… Я его увидел с того берега… Вот и промок, а потом в овраг упал. Буян там остался, — кивнул в сторону.-…Ты знаешь кто это?
— Нет, — сухо произнёс Военег, вернув стрелу сотскому. — Как видишь, Гостомысл его настиг первым.
— Но почему вы гнали его? Случилось что?
— Он стрелял в Олега.
— Наместник… мёртв? — теперь стало понятнее что военеговы дружинники делают в этих дебрях.
— Нет, жив, но не здоров. Он упал с коня.
Извор медленно подступал к мёртвому лучнику, он знал кто это, он видел его раньше. Ему не нужно было видеть его лицо, ему хватило лишь его рук. Извор достаточно хорошо их рассмотрел, пока булава с хрустом не размозжила его руки, сдирая кожу до основания.
* * *
Извор не стал всего рассказывать. Выжидал, высматривал.
— Она, — кивком указал вглубь палатки, где мерцали огоньки от светильных плошек, а на походном ложе под прикрытием полога, защищающего от комарья, смутно прослеживались, почти не видно при тусклом овещении, очертания того, кто покоился там, — когда его увидела, потеряла сознание и с тех пор в бреду. Мертвец настолько изуродован, что его и не распознать, но я не хочу даже верить в то, что это Храбр. Я думал, что он действительно чтил и уважал моего отца — он всегда с каким-то замиранием слушал мои рассказы о нём, делал всё, чтоб ему угодить или получить похвалу. Быть не может, что он так унимал мою бдительность. Теперь мы верно и не узнаем, он это или нет… даже от метки не осталось и следа. Ты ведь знаешь, что у него такая же метка как и у Сороки.
Услышав её имя, Извор стремясь всё же проникнуть в палатку, которая была и его отчасти, поднажал грудью.
— Она не в том виде, чтоб другие мужи, могли на неё смотреть. Потом.
— А где же мне прикажешь ночевать? — попытался взять своё нахрапом, запомнив слова, что он тут лишний.
— Пойди к отцу, у него явно найдётся место для тебя…
От этих слов Извора пронзило холодом, дыхание участилось, а кулаки сжались. Он стоял долго перед плотно сомкнутыми полами палатки. Извору казалось, что в этой жизни нет справедливости, что судьба насмехается над ним — он вечно остаётся с носом — за что бы ни взялся, он вечно оказывается круглым неудачником. Даже вот сейчас — он нашёл потерянную невесту, а "своей" назвать не может. Опять малодушие? Или всё же что-то иное?
"Опоздал. Она была так близко, а я упустил свою удачу. Я сам оттолкнул её от себя. Я позволил другому забрать её. Отец прав, Мир действительно не считает меня ближником. Он только берёт, ничего не отдавая, считая меня своим холопом. Но… я не сдамся так просто! Я верну всё на свои места!"
Развернувшись на месте Извор устремился к просторной палатке отца, которая находилась на определённом расстоянии от наместничьей. Перед входом с убранными в стороны полами, полыхали костры, в точности как и у Олега Любомировича, но если
