После развода. Отголоски любви - Катя Лебедева

дело не пойдет, Мила Александровна, — заявляет, и в его тоне появляются стальные нотки, те самые, что звучали в кабинете во время его ультиматума. — Вам придется рассказать мне о том, что я только что видел. И кто был этот человек, хотя кто он, я догадываюсь. Это не просьба, а приказ. Мне нужно понимать, с чем я имею дело.

Он сейчас серьезно? После всего, что было сегодня?

— Константин, мне некогда, вы не понимаете? — отрезаю, бросаясь к краю тротуара в тщетной надежде поймать свободное такси. — Мне надо ехать в садик. За сыном. Я и так уже опаздываю, а после всего этого… мне нужно просто добраться до ребенка.

Я вижу, как он оценивающе смотрит на часы, потом на мое бледное, расстроенное лицо, на пустынную улицу, где нет ни одной свободной машины, и принимает решение так же быстро, как и все остальные.

— Я вас отвезу, — заявляет тоном, не терпящим возражений, доставая ключи от машины. — И по дороге вы мне все подробно расскажете.

Глава 18

Мила

Дверь захлопывается за нами с таким глухим стуком, будто навсегда отсекает тот кошмарный мир, где холодный ветер пробирает до костей и пахнет безумием, что только что пыталось ворваться в мою жизнь.

Я прислоняюсь спиной к холодной поверхности двери, ощущая под пальцами шероховатость дерева, и закрываю глаза, делая несколько глубоких, прерывистых вдохов. Воздух в прихожей пахнет аромадифузором и супом, но эти запахи кажутся такими родными и безопасными после того уличного ада, что я испытала.

— Мам, а можно мультики? — тонкий, такой обыденный голосок возвращает меня к реальности. Артем тянет меня за полу пальто, и его простой, детский вопрос кажется спасательным кругом, брошенным в бушующее море моих эмоций и мыслей. — Тот, с роботом, новый?

— Конечно, зайчонок, только давай сначала переоденемся, отвечаю, и наклоняюсь к нему, и мир на мгновение уплывает в темноту, а потом возвращается, заставляя слегка закружиться голову. Пальцы дрожат, плохо слушаются, скользят по скользким пуговицам его курточки, и мне приходится сделать еще один глубокий вдох, чтобы заставить их работать. Каждое движение дается с трудом от шока и остаточного страха.

Закончив с курточкой, поднимаю взгляд и замечаю Злату. Она стоит в конце узкого, слабо освещенного коридора, прислонившись к косяку двери в свою комнату. Руки скрещены на груди в немом, но красноречивом упреке, нога капризно выдвинута вперед.

Вся ее поза, как один сплошной, немой упрек. Лицо нахмуренное, недовольное, губы плотно сжаты, а в глазах, которые смотрят куда-то мимо меня, плещется обида непонятно на что, я еще ничего не сделала. Сердце сжимается от предчувствия новой бури.

— Привет, солнышко, — пытаюсь натянуть улыбку, но чувствую, как губы дрожат и ничего не выходит. — Что такое? Лицо такое грозное. В школе какие-то проблемы? С контрольной опять не справилась?

— Нет, — бросает мне односложно, резко, отводя взгляд куда-то в. — Со школой все в полном порядке.

— Тогда что случилось? — расправляю плечи, с усилием вешаю свое тяжелое, пропитанное холодом пальто и легкую курточку Артема на старую, поскрипывающую вешалку.

Злата пожимает плечами, делая вид, что с интересом рассматривает мелкий, уже надоевший за годы узор на обоях, который она всегда ненавидела.

— Да так, ничего особенного. Просто сегодня мне звонил отец. Сказал, что он в городе, что хочет увидеться, — она выдает это почти небрежно, но я чувствую, как за этой показной легкостью скрывается напряженное ожидание моей реакции.

Внутри все сжимается, перехватывает дыхание. Так вот оно что. Он уже успел наследить и здесь. Успел дотянуться до нее, запустить свой яд, свои сладкие, отравленные обещания ей в израненную душу, разбудить в ней надежды, которые мне потом придется разбивать.

По спине пробегают холодные волны ярости и бессилия. Я медленно поворачиваюсь к ней лицом, стараясь дышать ровнее, скрыть бурю, бушующую внутри. Не уверена, что выходит, но хоть так.

— Понятно. И о чем вы успели поговорить? — спрашиваю максимально нейтрально, голос звучит приглушенно в тишине коридора, будто это просто вежливый, отстраненный интерес к планам на выходные.

— Мам, сейчас я хочу поговорить не об этом, — отрезает мои вопросы с непривычной жесткой категоричностью.

Чувствую, как по спине вновь пробегают мурашки. Понятно, это только начало. Это первая ласточка предвещающая бурю. Сажусь к Артему, который уже извивается на одной ноге, пытаясь стащить второй ботинок, и его нетерпение, его обыденность становятся моим временным спасением, точкой опоры.

— Давай-давай, помогу, а то ты тут на полчаса застрянешь, — говорю ему, и стараюсь, чтобы голос звучал ласково и спокойно, не выдавая внутренней бури, того ужаса и гнева, что клокочут под маской самообладания. — Беги к себе, переоденься в домашнее, на стульчике приготовлено, а потом сразу мультики, договорились?

Снимаю с сына обувь, куртку, провожаю в залитую мягким светом детскую, где царит свой, понятный и безопасный мирок. Он сразу же несется к коробке с игрушками, и этот простой жест какой-то нормальности немного успокаивает. Ладно, потом сама переодену.

Закрываю за ним дверь не до конца, оставляя небольшую щель, на всякий случай, чтобы слышать его, и возвращаюсь в коридор. Злата не сдвинулась с места.

— Ну хорошо, — говорю, переходя на шепот, чтобы за стеной нас не слышал Артем. — Я вся во внимании. О чем ты хочешь поговорить? Говори, я слушаю.

Она оценивающе, медленно смотрит на меня, ее взгляд скользит по моему лицу, по растрепанным от ветра волосам, задерживается на, вероятно, заплаканных и покрасневших глазах, на бледных щеках, будто выискивая улики, подтверждающие ее худшие подозрения и страхи.

В ее взгляде читается не детское любопытство, а недоверие и подозрительность, от которых замирает сердце.

— Кто это был, мам? — бросает резко, но я не понимаю о чем она, и она продолжает. — Я видела из окна. Кто этот мужчина, который только что подвез тебя и брата домой? Вы давно спите?

Глава 18.1

Мила

Вопрос застает меня врасплох. В нем нет ничего такого, но он словно удар ниже пояса. Я ожидала продолжения разговора про Сашу, его звонок, его возвращение, это было логичным развитием личного кошмара, но не этого. Не этого внезапного интереса к мужчине в машине, которого она видела мельком из окна.

Мозг лихорадочно пытается перестроиться, найти безопасное русло для этого неожиданного поворота, но находит лишь пустоту и панику.

— Это… мой начальник, Константин Сергеевич, — отвечаю, и слова звучат глухо, неубедительно, повисая в напряженной, густой атмосфере коридора, где даже воздух кажется спертым и тяжелым от невысказанных обвинений. — У нас было срочное