Его самое темное желание - Тиффани Робертс

Она быстро извинилась, хотя знала, что он не понял ее слов, но это не облегчило ее боль той ночью.

Несмотря ни на что, наступило следующее утро, за ним другое, и еще одно, а Кинсли продолжала. Зима наконец сменилась весной. Ее маленький живот рос, и малыш двигался все больше и больше. Солнце светило теплее, ярче и дольше.

И все же Кинсли поймала себя на том, что тоскует по луне и звездам.

Она стала заполнять моменты тишины разговорами со своим ребенком, рассказала малышу, как сильно его любят, об огоньках и крошечном волшебном мире, расположенном между двумя другими. Но больше всего она рассказывала своему малышу о его отце.

Хорошая погода позволяла совершать более длительные и легкие прогулки, а долина казалась совершенно новым местом теперь, когда зелень снова покрывала землю. Кинсли вдыхала свежий воздух, в котором чувствовался аромат озера и запах новой жизни. Она восхищалась ароматом утесника, колючих кустов с ярко-желтыми цветами, которые росли на любом открытом пространстве, какое только можно было найти. До приезда в Шотландию ей говорили, что эти цветы пахнут кокосом, но она не совсем в это верила. Теперь она не понаслышке знала, насколько поразительно похожи эти запахи.

Но она всегда ловила себя на том, что мечтает о другом аромате, разносящемся по воздуху, — о нотке дубового мха и амбры.

Удлиняющиеся дни только отдаляли ее от Векса. Она продолжала посещать ведьмино кольцо каждый день в обязательном порядке, пользуясь тем, что стало светлее, чтобы каждый вечер оставаться там подольше. Какая-то часть ее всегда хотела остаться до захода солнца, как будто ночь каким-то образом позволяла ей слышать Векса, чувствовать его ближе, видеть его.…

Даже после того, как огоньки, которые не могли долго продержаться по эту сторону завесы, уходили, Кинсли оставалась в ведьмином кольце, разговаривая с Вексом. Она рассказывала ему о своем дне, об их ребенке, сказала, как сильно любит его и скучает по нему.

И когда она закрывала глаза, то могла представить его в ритуальной комнате, сидящим, прислонившись спиной к вертикальному камню, или лежащим в центре круга, раскинув крылья по земле, и слушающим ее речь. Иногда ей даже казалось, что она слышит его приглушенный голос издалека, но он никогда не проникал в ее мир настолько глубоко, чтобы быть в этом уверенной.

В апреле приехала Мэдисон, которая наконец-то укомплектовала свою пекарню достаточным количеством персонала, чтобы она могла продолжать работать в ее отсутствие. Кинсли и не подозревала, сколько времени прошло с тех пор, как она в последний раз видела сестру, пока они не обнялись так крепко.

Кинсли не была уверена, кто начал плакать первым — она или Мэдисон. Как бы то ни было, обе сестры быстро разрыдались, а Мэдди снова и снова извинялась за то, что ее не было рядом, за то, что не приехала раньше, за то, что не была лучшей сестрой, когда Кинсли больше всего в ней нуждалась.

Кинсли заверила ее, что никаких извинений не требуется и что Мэдди и их родители так много сделали для нее. И, в конце концов, выбор всегда зависел от Кинсли. Ей пришлось принять решение исцелиться, и хотя она решила отправиться в это путешествие самостоятельно, она никогда бы не достигла этого результата без любви и поддержки своей семьи.

Кинсли планировала дать Мэдди день или два, чтобы освоиться после того, как она преодолела тысячи миль и множество часовых поясов, чтобы добраться сюда, но не могла ждать. В тот же вечер она привела свою сестру к волшебному кольцу. И Мэдисон, несмотря на свою усталость и продолжающийся скептицизм, не смогла скрыть огонек любопытства и возбуждения в глазах, когда они вошли в круг грибов.

Наблюдая за сестрой, Кинсли позвала огоньки.

Глаза Мэдисон метались взад-вперед, пока она подпрыгивала на месте, надежно засунув руки в карманы толстовки.

— Итак, что я здесь ищу, Кинсли? Потому что я не вижу…

Ее слова были заглушены вздохом. Огоньки появились прямо перед ней, их эфирные тела напоминали призрачные языки пламени.

— О, — выдохнула Мэдди. — Вау.

Широкая улыбка расплылась по губам Кинсли.

— Ты можешь их видеть?

— Да!

Когда сестры через некоторое время вернулись в машину, они все рассказали матери. Преувеличенно надув губы, Эмили заявила, что это несправедливо. Не прошло и дня, а Мэдди уже познакомилась с блуждающими огоньками. Когда Эмили сможет увидеть что-нибудь потрясающее?

Кинсли откинулась назад и погладила свой живот. Она могла чувствовать то, что почувствовали огоньки — магию, силу, чудо жизни, зарождающейся внутри нее.

— Скоро, мам. Скоро у тебя будет шанс.

Неделя пролетела слишком быстро, принеся еще одно прощание со слезами на глазах, когда Мэдисон отправилась домой. Она пообещала сделать все, что в ее силах, чтобы вернуться летом, после рождения ребенка.

Шотландское нагорье казалось все более и более живым, и ребенок рос все быстрее и быстрее. Всего через несколько недель после визита Мэдди Кинсли отметила новую веху — начало третьего триместра беременности.

Он сопровождался многими вещами, на которые, как она слышала, жаловались матери. Ломота в теле, опухшие лодыжки и ступни, восхитительное ощущение того, что тебя так сдавливает изнутри, что сделать глубокий вдох было непросто. Ее животик — который уже давно превзошел само слово «животик» — с каждым днем казался чуточку больше. Ей пришлось заново учиться, как правильно двигаться, чтобы справиться с ним.

И она с восторгом восприняла все это. Любой дискомфорт стоил того, и она готова была вытерпеть и в тысячу раз большее ради своего ребенка. Ради Векса.

Она так сильно скучала по нему. Скучала по его глубокому, ровному голосу, скучала по его рассказам, его сухому юмору и его искренним словам любви и обожания. Она скучала по звукам его смеха, его поцелуям и нежным ласкам. Скучала по тому, какой совершенной она себя чувствовала, находясь в его объятиях, насколько совершенным все ощущалось, когда она была в его объятиях.

Даже когда они жили в его коттедже порознь, ей всегда было приятно сознавать, что он находится всего в нескольких минутах ходьбы.

Ночи были хуже всего. Они были так одиноки без него, а темнота казалась такой пустой.

Из-за этого они с матерью еще больше сблизились. Хотя Эмили разговаривала с Эйденом каждый день, было ясно, что она испытывала чувство потери, ощущала дистанцию между собой и мужем. За более чем тридцать лет брака родители Кинсли никогда не расставались друг с другом больше чем