Разрушение кокона - Тан Ци

На самом деле, все это было его внутренним демоном, проклятым семенем безумия, которое он посеял в себе еще в ту первую встречу с ней на горе Цило.

В ту ночь у подножия горы он впервые в жизни так внимательно рассматривал девушку.

В холодном свете луны ее лицо предстало перед его взором: темные, словно нарисованные брови, ясные глаза. Невероятная красота. Она только что спаслась от разбойников, но сохраняла удивительное спокойствие. Вскинув на него глаза, девушка приподняла брови, и в ее глазах появилась улыбка:

«Я не видела княжича, но видела его подвеску. А то, что мне понравилось, я запомню на всю жизнь».

Ее голос пролился влагой первого дождя над пустынными горами. Невесомый. Волнующий сердце.

Позже Цзи Минфэн много раз думал, что в тот момент, когда она с улыбкой сказала ему: «А то, что мне понравилось, я запомню на всю жизнь», он уже стоял на краю ада. Закономерно, что впоследствии он рухнул в ад бесконечной борьбы с ее именем на устах.

И в этом аду княжич жил один.

Потому что она не знала ничего.

Юноша радовался ее намеренным попыткам сблизиться с ним, он был разочарован, когда она нарушила их уговор и ушла слушать иволг, он сходил с ума от ее невинных слов и злился, когда видел ее незамутненные глаза. Всегда он один. А она просто хотела быть его другом.

В том заключалась ее искренность, ее наивность и ее жестокость.

Но эта наивность и жестокость вернули Цзи Минфэну рассудок в ночь, когда он напился в Северном зале. Он понял, что его безумие действительно было лишь безумием.

Княжич Цзи был наследником Личуаня, которому было суждено завершить объединение шестнадцати племен. Наивная и простодушная княжна Хунъюй, выросшая в роскоши столицы, балованная и беззаботная, не могла встать с ним плечом к плечу и пойти в одном направлении. Она хотела быть его другом, но он не хотел, чтобы она была его другом. Юноша хотел, чтобы она стала его женой, но она не могла стать женой наследника Личуаня. Он всегда был решительным человеком, поэтому выбор не занял у него много времени. Он выбрал отдалить ее от себя, потому что наивная и невежественная княжна, неспособная защитить себя, никак не могла присоединиться к нему в совершении его великого дела.

Его борьба и боль, все это будто бы касалось Чэн Юй, но на самом деле не имело к ней никакого отношения. Цзи Минфэн прекрасно это понимал. Он просто мучил себя. И не мог сдержать гнев на нее. Вот почему юноша раз за разом вынуждал себя обливать ее безразличием.

Он знал, что, с тех пор как они поссорились, ее жизнь в Личуане утратила радость. Но тогда не осознавал, что его показное безразличие причиняло ей боль, и не понимал, что она страдала.

Как Чэн Юй могла страдать? Она была всего лишь ребенком, который не получил сладость и теперь дулся. Разве это можно назвать болью? Он получил строгое воспитание и давно притерпелся к боли, поэтому забыл, что не только боль от любви может быть мучительной.

Они и впрямь провели вместе не так много времени.

А потом случилась та ночь, когда она самовольно проникла в древнюю гробницу Южной Жань.

Цзи Минфэн понимал, что вся ее нынешняя отчужденность, холодность и безразличие к нему происходили из той ночи. Именно слова, которые он сказал ей тогда, привели к тому, что сегодня они стали чужими. В тот момент он не думал о том, как сильно эти слова ранят Чэн Юй. Ее дерзость лишила его рассудка, казалось, тогда он хотел лишь одного – чтобы ей было больно. Очень больно. И еще больнее. Хотел, чтобы боль заставила ее выучить урок.

С тех пор как в юности на его плечи легли заботы по управлению уделом, в его расчеты случалось иногда закрадываться ошибкам. Ее самовольное проникновение в гробницу, нарушившее его планы, тоже было всего лишь непредвиденной ошибкой. Но именно княжна совершила ее. Она снова поступила опрометчиво и своевольно, снова доказала, что не может быть женой наследника. Это вызывало в нем гнев, боль и даже отчаяние. Цзи Минфэн никогда ни с чем не затягивал, но только в том, что касалось ее, он, хотя и принял решение, каждую ночь, просыпаясь от сна, в глубине души надеялся, что однажды у них еще будет шанс. Он все еще безнадежно барахтался в аду ее имени и не мог найти выхода.

Весь гнев и боль княжича происходили из его собственного безумия, но он не мог не злиться на нее, словно, причиняя ей боль, мог облегчить свои страдания. В ту ночь, когда он в последний раз взглянул на нее, девушка в одиночестве сидела в тени огромного стражника гробницы, и в ее глазах не было ни единой искры жизни. В тот момент он вспомнил их первую встречу, вспомнил ее в белом платье, с улыбающимися глазами, сияющими ярче лунного света.

«А то, что мне понравилось, я запомню на всю жизнь».

Развернув коня, он в отчаянии подумал: теперь мы оба в аду.

Впервые в жизни Цзи Минфэн полюбил кого-то, но, скованный слишком многими мирскими обязательствами, запретил себе выбрать эту любовь. Все, что он делал, только отдаляло княжну от него, и он думал, что это правильно. Но как юноша, не имевший ни малейшего представления о том, как любить кого-то, мог понять, что на самом деле правильно?

Тогда Цин Лин сказала ему: «Лучше бы ему никогда не пожалеть об этом».

Лучше бы ему никогда не пожалеть об этом.

Благодаря проводникам из числа служительниц Загробного мира, путь через Реку Забвения к Террасе Перерождений не занял много времени.

Когда они переправлялись через Реку Забвения, то плыли в разных лодках с Лянь Суном и Чэн Юй. Едва они сошли на берег, третий принц повел княжну прямо к Террасе Перерождений, а наставника государства и Цзи Минфэна бессмертные девы пригласили отдохнуть и выпить чаю на плавающих в воздухе у Террасы Перерождений листьях лотосов из пурпурных кристаллов.

Наставник государства уже боялся оставлять третьего принца и Цзи Минфэна вместе в одном пространстве и больше всего на свете хотел, чтобы расстояние между ними сегодняшней ночью составляло хотя бы триста чжанов. Сегодня Лянь Сун вообще не следил за тем, как его слова и действия воспримут остальные, а княжича Цзи было не так-то просто обмануть. Несколько раз Су Цзи