Разрушение кокона - Тан Ци

Палец мужчины на ее щеке остановился.

– Опять княжич Цзи, – произнес он, и в его голосе прозвучало недовольство. Чэн Юй распахнула глаза. Она не помнила, чтобы третьему братцу Ляню когда-то нравилось высмеивать кого-то, но сейчас уголки его губ изогнулись в язвительной насмешке.

– Думаю, когда он ругал тебя, он как-то не упомянул, что, если бы ты не пошла в гробницу Южной Жань, он вряд ли нашел бы кого-то еще, кто смог бы успешно достать древние книги. Пожалуй, это привело бы к гибели еще большего числа невинных людей на поле боя, не так ли?

Девушка замерла. Действительно, никто никогда не говорил ей этого.

Его палец, вытиравший слезы, замер у нее на щеке. Затем Лянь Сун положил руку ей на левое плечо, слегка наклоняя ее к себе.

– Заново отыскать давно утраченный способ войти в гробницу Южной Жань было уже непросто; добыть те неясные сведения, подготовиться и решиться войти в гробницу – это уже нечто для богоподобных; а при столкновении с неожиданными ловушками в гробнице суметь быстро примениться к обстоятельствам… Будь я тем княжичем Цзи… – Лянь Сун замолчал, и она запрокинула голову, глядя на него. Он слегка наклонился и прошептал ей на ухо: – Я бы только подумал: какая же наша А-Юй умница, раз смогла вернуться живой.

«Какая же наша А-Юй умница, раз смогла вернуться живой».

Горло перехватило, Чэн Юй не могла вымолвить ни слова. Она попыталась сдержать рыдания, как делала раньше, но на этот раз не получилось. Слезы, которые она сдерживала столь долго, наконец хлынули из ее глаз. Сначала девушка тихо всхлипывала, но, когда Лянь Сун обнял ее за плечи, наконец разрыдалась.

Княжна, словно маленькая лодка, измученная бурей, которая наконец нашла тихую гавань, крепко схватилась за края одежд у него на груди и прижалась к нему. Казалось, все ее обиды нашли выход. Она плакала так, что уже не могла остановиться. Однако еще не все сомнения были разрешены. Содрогаясь от рыданий в его объятьях, Чэн Юй с трудом, прерываясь на каждом слове, выдавила:

– Про-сто… ты… все-гда… на мо-ей… сто-ро-не. Вот… и… го-во-ришь… так.

– Нет, – тихо ответил мужчина. – Цин Лин погибла, но ты спасла множество других жизней. Это никогда не было ошибкой. – Он продолжил: – Я тоже принимаю много решений на поле боя. Зачастую я жертвую частью людей, чтобы спасти больше жизней. Я не вижу в этом ничего плохого и не чувствую вины. Цин Лин умерла, спасая тебя. Если ты виновата в смерти Цин Лин, то разве я не повинен в куда более страшном?

Чэн Юй медленно подняла голову в его объятьях, будто не только выслушала, но и услышала его слова, однако в ее глазах все еще стояла растерянность.

Вот так смертные вечно теряются – упорствуя в своих заблуждениях. Когда хоть раз, беседуя на Небесах с Верховным владыкой Дун Хуа о Пути, третий принц был так многословен? Но даже теперь, когда он сказал столь много, что это выходило за все рамки разумного, он не смог ее убедить и вывести на верный путь. Прежде Лянь Суну давно бы надоело это дело и он бы умыл руки, ведь все эти бесконечные страдания смертных казались ему пустыми.

Но этой ночью он словно открыл в себе бездну терпения. Третий принц даже попытался поставить себя на место смертной, чтобы помочь ей найти выход, следуя понятным ей соображениям:

– В этом мире было, есть и будет множество неизбежных смертей и жертв, А-Юй. Это наши сожаления, а не наши преступления.

Чэн Юй наконец немного заколебалась, казалось, она начала верить, что вовсе не совершила какое-то преступление. Но, возможно, та ночь причинила ей слишком много боли. Выбравшись из одной петли, она немедленно влезла в другую:

– Пусть это не мое преступление, но… Цин Лин наверняка ненавидит меня. Стоит мне подумать об этом, и я…

– В ней нет ненависти к тебе, у нее даже нет сожалений. – Эти слова сорвались с его губ, и Лянь Сун на мгновение замер.

Его высочество наконец осознал, как он сегодня чудовищно терпелив. Все в мире непостоянно, непостоянство суть пустота, и спорить с «пустотой» – бессмысленное занятие. Но сейчас он помогал Чэн Юй спорить с этим непостоянством, с этой «пустотой». Его рассудочный ум подсказывал ему, что сейчас принц занимается непонятно чем. Но чтобы она наконец освободилась, он должен был довести это непонятно что до конца. Именно для этого он сюда ее привел.

Лянь Сун потер виски. Чтобы облегчить страдания девушки, придется все же попытаться глубже понять этих смертных.

– Души, которых нет на Террасе Перерождений, могут оказаться только в двух местах: либо в следующей жизни, либо в желудке тварей Загробного мира. Поскольку в книге перерождений записано имя Цин Лин, она успешно миновала Проход Утрат и попала на Террасу Перерождений. А раз ее сейчас здесь нет, значит, она уже переродилась. Она не избегает тебя, это не то решение, которое она могла бы принять.

Чэн Юй широко раскрыла глаза и неуверенно прошептала:

– Правда?

Мужчина посмотрел на нее:

– Видишь ли, души с сожалениями не так быстро перерождаются. Цин Лин не здесь, значит, у нее нет сожалений. Что значит «нет сожалений»? – Он продолжил терпеливо объяснять. – Это значит, что она не жалеет о том, что спасла тебя. Даже если бы ей пришлось выбирать снова, она бы опять пожертвовала собой, чтобы ты жила. В этой истории, кроме тебя самой, никто ни о чем не сожалеет. – Лянь Сун спокойно добавил: – Даже княжич Цзи, возможно, не сожалеет.

Губы Чэн Юй задрожали, но она не смогла вымолвить ни слова.

Третий принц посмотрел на нее, затем спросил:

– Ты веришь мне?

Через некоторое время она тихонько кивнула.

Он снова заговорил:

– Ты сможешь освободиться от этого прошлого?

Чэн Юй снова замолчала, но в конце концов кивнула. Когда он уже собирался отпустить ее, она тихо спросила:

– У меня так много сожалений. Это потому, что я слишком слабая?

Какой наивный вопрос.

Лянь Сун остановился, не отпуская ее.

Но в этой наивности была своя прелесть.

Мужчина внимательно изучил выражение ее лица, подметил неприкрытое сомнение и робость в глазах. Ну что за неуклюжесть. Однако к ее глазам медленно возвращался блеск. И пускай она выглядела так неуклюже, это чуть-чуть улучшило его настроение.

Генерал снова обнял ее за плечи, позволив уткнуться лбом себе в грудь.

– В сожалениях нет ничего плохого, –