По регламенту – враги - Майя Фабер
— Не знал, что ты умеешь быть такой… нежной, — прошептал он.
— А я не знала, что ты умеешь так красиво попадать в неприятности, — парировала я, но без обычной колкости.
Когда я наклеивала очередной пластырь, его пальцы неожиданно сомкнулись вокруг моих. Не сжимая, просто держа. Как будто проверяя — реально ли это. Реальна ли я.
Контейнер оказался полон какой-то странной, но горячей еды. Мы ели молча, сидя на холодной скамье, и этот ужин под землей, при тусклом свете, среди запахов металла и пыли, казался самым роскошным пиром в моей жизни.
— Знаешь, — неожиданно заговорил Кел, глядя куда-то в темноту тоннеля, — я всегда был как эта станция. Перевалочный пункт. Никто не остается здесь надолго.
Я подняла глаза, встретив его взгляд. В нем не было обычной игры — только странная, непривычная открытость.
— А сейчас? — спросила я, хотя уже знала ответ.
Он повернулся ко мне, и в полумраке его глаза казались почти черными.
— А сейчас я впервые чувствую, что кто-то мог бы… остаться.
Мое сердце сделало невозможное — замерло, затем забилось с новой силой. Я не знала, что ответить. Но и не отвернулась. Просто слегка наклонилась вперед, чтобы наша тень на стене слилась воедино.
Глава 17
Рассвет застал нас на пороге подземки, когда первые лучи солнца, преломляясь в миллионах дождевых капель, превращали город в переливающийся кристалл. Мы замерли на мгновение, ослепленные этой внезапной красотой — асфальт сверкал, как усыпанный алмазами, стены зданий отливали перламутром, и даже ржавые пожарные лестницы казались украшенными гирляндами из стеклянных бусин.
Кел первым сделал шаг вперед, его рука непроизвольно потянулась ко мне, пальцы едва коснулись локтя — вопросительно, бережно, будто проверяя, нужна ли мне опора. Я ответила легким наклоном головы, и его ладонь тут же скользнула вниз, осторожно обхватив мою кисть. Его пальцы были удивительно теплыми после ночного холода
— Ты дрожишь, — прошептал он, и в голосе была та особая мягкость, которую он, казалось, берег только для таких моментов, когда мир замирал между ночью и днем.
Он укутал меня плотнее в свою куртку, которую я так и не вернула. Его пальцы на мгновение задержались у моего подбородка, поправляя воротник. В этом жесте было столько невысказанной заботы, что у меня перехватило дыхание
Город пробуждался лениво, как кот на подоконнике. Где-то вдалеке звякнули бутылки, доносился сонный перезвон будильников за тонкими стенами. Мы шли по улицам, превращенным дождем в зеркальные коридоры, где каждое наше отражение дробилось и множилось в бесконечных лужах
— Подожди, — вдруг сказал Кел, останавливаясь у старого фонтана. Достал сложенный вчетверо тканевый платок — неожиданно белоснежный среди всей этой грязи — и, прежде чем я успела понять его намерения, опустился на одно колено передо мной
— Твои ноги, — пояснил он просто, осторожно беря мою лодыжку. Только сейчас я заметила на ней буро-серую ссадину.
Кел аккуратно вытер грязь. Забота. Защита. Люди не должны видеть серый цвет моей крови, а я даже не почувствовала, как поранилась. Кел будто молча сообщал, что мне можно расслабиться, он всегда позаботится обо всем.
Мы нашли карту в одном из уличных терминалов. Экран мигал, надписи сбоили, чип переводил с ошибками, словно сам не знал, верить этим словам или нет. Кел внимательно всматривался в схему, сжав губы, проводил пальцами по маршрутам, раз за разом возвращаясь к одним и тем же точкам. Рядом с экраном дрожал автоматический кофейный аппарат. Кто-то только что вытащил из него стакан — он все еще дымился.
— По окраинам, в обход главных улиц, подальше от станций и камер. Между спящих районов. Между границ, — проговорил Кел. — Без транспорта — больше суток. Если идти быстро — меньше. При условии, что нас не перехватят.
— Звучит вдохновляюще, — пробормотала я, пытаясь размять затекшие плечи.
Кел перевел на меня взгляд — спокойный, цепкий.
— Ты сможешь идти?
Я подняла взгляд. Горло сжало от усталости, в глазах жгло от недосыпа, и все тело будто ныло от тяжести воды, страха и бегства. Но я кивнула. Медленно. Осознанно.
— С тобой — да.
Он слабо улыбнулся. Не ради шутки, а ради меня.
И мы пошли.
Сквозь утреннюю тишину, в которой каждый шаг звучал слишком громко. Сквозь запахи асфальта, сырости, далеких кухонь, где кто-то готовил завтрак, не подозревая, что в этом же городе кто-то прячется от смерти. Сквозь свет, который медленно разливался по улицам, вытесняя остатки тьмы.
Рука Кела время от времени касалась моей спины — легкое, едва заметное прикосновение, чтобы направить подальше от разбитого стекла или предупредить о неровности тротуара. А когда тропа сужалась, он неожиданно ловил мою руку в свою, крепко сжимая, будто проверял, что я все еще здесь, все еще с ним.
Мы миновали старую парковку, обнесенную сеткой. Прошли мимо закрытого магазина с выцветшей вывеской и разбитой витриной. Где-то в переулке зашуршала мусором кошка. Одинокая женщина, выгуливающая собаку, бросила на нас взгляд, но ничего не сказала.
Мы не знали, что ждет впереди. Не знали, осталась ли у нас опора. Не знали, сколько времени у нас есть.
Была дорога. И он. Его шаг рядом. Его молчание, в котором я могла спрятаться. Его уверенность, которой мне так не хватало. Его тепло — неотъемлемое, будто всегда было моим. А иногда — этого действительно достаточно.
Глава 18
Долго идти нам не пришлось.
Город вокруг был словно вымерший — темные переулки, затянутые пеленой дождя, витрины с потухшими голограммами, так и не переключившимися на дневной режим. Воздух пропитался сыростью, смешанной с едва уловимым запахом озона от неисправных неоновых вывесок. Мы миновали всего пару кварталов, когда Кел внезапно замедлил шаг. Его рука легла мне на спину — чуть крепче, чем обычно, почти защищая.
— Поступил сигнал, — произнес он так тихо, что слова слились с шелестом вновь накрапывающего дождя. — Код доступа с военного канала. Наши.
Я почувствовала, как дрожит кожа в запястье — мой чип отозвался на передачу: короткий импульс, зашифрованный, с меткой доверенного.