Эпоха героев - Нира Страусс
Потому что вера сильна, она укореняется. Она неуничтожима.
— Я не богиня, — резко отрезала я.
— А кто говорит, что нет? Кто устанавливает правила? — блондинка улыбнулась, прекрасно понимая, что меня это раздражает. — В ту ночь ты подняла Фианнов, чтобы они сражались за Гибернию. Логично, что…
— Я их не воскрешала. Я лишь освободила их оив на время, и только потому, что это была ночь Самайна.
— Не будь занудой. Суть в том: кто ещё способен на такое, кроме… богини смерти?
Я вздохнула. Богиня смерти. Так теперь меня начинали называть.
«Береги её наследие», — сказала мне Керридвен.
Каэли подняла руку, перепачканную шоколадом.
— Я согласна. Это было так впечатляюще, что я расплакалась.
— И я, — призналась Гвен.
— Если я богиня смерти, тогда ты, с твоими дарами от Тараксис, богиня любви, — прищурилась я на сестру. — Это то, кем ты хочешь быть? Чтобы тебя так называли?
— Уверена, это откроет мне двери везде. Я больше никогда не буду платить в барах и тавернах.
— Лаеки.
Когда она глубоко вдохнула, я поняла, что она отложила шутки.
— Смотри, это как с Мэддоксом и троном. Дело не в нас. Он может отказаться от короны, но всё равно останется тем, кто он есть. Мы тоже. И если людям спокойнее верить, что богини существуют, что есть существа, которые способны их защитить, я не стану их переубеждать.
Я уставилась на неё. Иногда я всё ещё забывала, что она больше не та шумная милая девчонка, что держала меня за руку и пряталась у меня на груди ночами. Иногда меня захлёстывало осознание, что теперь рядом со мной не та, о ком я заботилась, а та, кто порой заботился обо мне.
— Ты всегда была слишком умной для собственного блага, чёрт возьми.
Она рассмеялась.
— Спасибо.
— Можем мы поговорить хоть о чём-то, что не связано с будущим Гибернии? — взмолилась Вел.
Гвен подхватила на лету:
— Конечно. У меня тут «Эхо народа». Пишут, что какой-то лорд с юга, из Ильки, был без памяти влюблён в одну деарг-дью и покончил с собой, когда она погибла в битве. — Она развернула страницы сплетен. На обложке — цветная иллюстрация: чёрный дракон с золотыми глазами и прекрасная женщина у него на спине, с мечом в руке. — Дочери утверждают, что вампирша забрала всё наследство, но анонимный источник сообщает, что старшая загадала желание лепрекону — и потеряла всё.
— Верю, — сухо заметил Мэддокс.
Он положил ладонь мне на бедро, и мы вместе внимали всем слухам континента.
***
Несколько дней спустя случай свёл меня с Фионном по дороге в библиотеку. Между нами тут же возникло неловкое напряжение, заставившее улыбнуться скованно и вымученно. Я поблагодарила его за помощь в бою, он поблагодарил меня за то, что я позволила ему увидеть отца в последний раз, и всё это было тягостно.
Я не осмелилась бы утверждать наверняка, но была уверена: с бессмертным происходило что-то… странное. Страннее обычного.
Абердин сказал мне, что Морриган передала ему официальное приглашение от Никсы в её Двор, и что он его отклонил.
Я не могла понять, что именно в нём не совпадало с привычным образом, пока не заметила его пустые руки.
— Где твоя бутылка?
— Я больше не пью.
— О, шкура священного лосося, ты болен? — Я сделала движение, чтобы подойти и измерить его температуру. — Что с тобой?
Он зарычал, как уличный кот, отстраняясь.
— Ничего. Просто… теперь я должен заботиться о себе.
Я вгляделась в него.
— Что?
— Всё прошло. Дар Тараксис. Он вырвался, когда я помогал тебе закрыть Разлом. Думаю, эта чёртова сабля отняла его, чтобы возродиться. Я откуда знаю. Дело в том, что… — Он посмотрел на свои руки. — Я снова смертен.
— Вот это да.
— Да.
— Вот это да.
— Тьфу! Не смотри на меня так. Всё в порядке. Я был сыт по горло этим вечным существованием, тоской и бесконечным течением лет.
Я была… искренне потрясена. Для начала я и не подозревала, что бессмертие Фионна можно у него отнять. Однако это объясняло, почему Орна возродилась. Я задумалась, что сказала бы моя сабля, узнай она, что человек, которого она ненавидела всей душой, помог вернуть ей жизнь.
Без сомнений, оскорбила бы.
Так что я непременно расскажу ей об этом, как только Ойсин вернётся с мечом. Он чинил его в кузнице гномов.
— Никогда бы не подумала, что ты захочешь умереть, — заметила я.
— Не хочу. Пока что, по крайней мере. Но приятно знать, что это всё же случится однажды. — Он посмотрел на меня искоса. — Гвен говорит, что Священное дерево прекрасно и полно тепла.
— Так и есть. — Я задумалась на мгновение, прежде чем добавить: — Твой отец и твои друзья в хорошем месте.
Он громко откашлялся.
— Ладно, ладно.
— Но не спеши встречаться с ними, хорошо? Говорят, после битвы о Фианнах снова заговорили, и многие хотят, чтобы братство возродилось.
— Это только та глупая блондинка твердит.
Я пожала плечами, улыбнувшись.
— Возможно. И, слушай… Не думаю, что королева манан-лир приглашает в свои земли кого попало. — Его лицо напряглось. — Давным-давно ты говорил мне, что если что-то и скрывается в озере, то ты ему и даром не нужен. Но теперь всё иначе. — Я сделала паузу. — И у вас общая дочь. Так что окажи мне услугу и веди себя как мужчина.
— Тьфу!
***
В один зимний день, спустя год после того, как Каэли была вырвана у меня на пристани Гримфира, а судьба связала меня с драконом, полным тайн, Мэддокс обернулся драконом.
Каэли, Гвен и я забрались ему на спину, и мы полетели к Огненным островам — впервые после битвы, чтобы увидеть их. Веледа, которой требовалось куда больше бумаг и протокола для организации королевского путешествия, осталась махать нам с завистливым выражением лица из дворцовых садов. По бокам от неё стояли Пвил и Абердин.
Вах зимой, когда его глубинами властвовала королева, представлял собой равнину густого, загадочного синего. Мэддокс снизился так, что когтями коснулся поверхности, его огромная тень и крылья отразились внизу, и мы все взвизгнули, словно девчонки, когда нас слегка окатило водой.
Путешествие оказалось куда менее бурным, чем прошлое: больше не было ни штормов, ни магии, пытавшейся вышвырнуть нас. И вскоре после
