Эпоха королей - Нира Страусс

— Её защищают мощные чары, но даже так ей потребовалось время, чтобы прийти в себя. Ты неплохо разбираешься в травах.

Да, разбираюсь. Мне пришлось учиться этому тайно от матери, а затем, после её смерти, я собрала всю возможную информацию из всех мыслимых и немыслимых источников. Чтобы всегда иметь козырь в рукаве, который мог бы спасти нас с Каэли.

«И всё равно этого было недостаточно», — с горечью подумала я.

Если бы на Гвен не было защитных чар, она бы лежала в постели, ни на что не способная, и страдала от боли до конца своих дней. И совесть меня бы не мучила.

Мэддокс переместился в седле, но если он и хотел что-то сказать, то сдержался. Я воспользовалась моментом, чтобы задать один из самых терзающих меня вопросов:

— Вы реально состоите и в Дикой Охоте, и в Братстве?

Я подозревала, что это просто обман такой. Что они раздобыли униформу и знаки отличия и используют их как маскировку. Непонятно зачем, но это звучало более правдоподобно, чем предположение о том, что сидхи могут состоять в рядах королевской армии, под самым носом у короля, и никто их не раскрыл.

— Боюсь, что да.

Я ему поверила.

Я вспомнила его вертикальные зрачки, крылья и тот уникальный янтарный цвет.

— Ты дракон?

После нескольких долгих секунд, когда слышался только стук копыт по снежному лесу, Мэддокс ответил:

— Опять же боюсь, что да.

Я вцепилась в луку седла, пытаясь найти хоть какую-то твёрдую опору.

— Знает ли король, что среди Диких Охотников есть сидхи и что драконы не вымерли?

Мэддокс тихо засмеялся, и этот мрачный, глумливый звук вызвал у меня мурашки на коже.

— Нет. — Внезапно он подался вперёд, как будто всё время до этого упирался в стремена, чтобы сохранять расстояние между нами, а сейчас всем весом опустился в седло. Я чувствовала его. Плечами, бёдрами, икрами, касавшимися друг друга. Мои ключицы охватил жар; я приоткрыла губы. — И мы сделаем всё, чтобы он так и не узнал, sliseag.

Я продолжала смотреть на Гвен, чтобы не потерять её из виду. В груди тревожно билось сердце. Как его успокоить? Я приложила усилия, чтобы мой голос звучал твёрдо и ровно:

— Если это такой важный секрет, не стоит рассказывать его первой встречной сидхе.

Его правое бедро надавило на моё, немного приподняв мою ногу.

— Позволь напомнить, что правда сама себя показала. Кроме того, ты не просто сидха.

— Ты даже имени моего не знаешь.

— Ты сама его скажешь. А пока sliseag будет достаточно.

Через пару секунд он снова опёрся на стремена, освободив меня от большей части своего веса.

И наконец, как я и ожидала, он поднял тему, которая, очевидно, ждала своего часа, как заноза, торчащая из кусочка отполированной древесины.

— Что касается случившегося…

Я опёрлась на луку седла, чтобы повернуться к нему. Даже сидя я едва доставала макушкой до его носа. Это меня не волновало. Я привыкла к своему маленькому росту, и это часто бывало полезно — незнакомцы считали меня безобидной. Для меня это было преимуществом, а не недостатком.

Я старалась не обращать внимания на чёткую линию его челюсти, его губы (немного поджатые, как будто он сдерживал гримасу) и прямой нос. Я посмотрела в его глаза и удерживала его взгляд: прямо, без моргания, убеждённо. Совсем не так, как с лепреконом.

— Здесь нечего обсуждать, — прошептала я, понизив голос, чтобы это осталось только между нами. Не из уважения к нему, а из принципа. — Мне всё равно, почему это произошло, что это значит и к чему это приведёт. В этом мире для меня важно только одно — моя сестра, девочка, которую забрала Морриган. Я верну её, а потом каждый пойдёт своим путём. Я найду способ, как избавиться от этой метки.

Вновь воздух стал густым. Он наполнился ароматом горящей древесины, и зрачки Мэддокса изменились. Не стали снова вертикальными, но как будто бы заволоклись дымкой, лёгкой тенью, намёком или даже предупреждением, которое давало понять, кто он на самом деле.

И хотя дракон продолжал смотреть на меня, не моргая (это, к моему стыду, меня сильно напрягало), он не ответил. Ни слова, ни жестом. И это нервировало меня больше всего.

— Мы совсем не знаем друг друга, — убеждала я, стараясь, чтобы мои слова звучали логично и разумно. — И, поверь мне, тебе это не интересно.

— Давай ты не будешь решать за меня, что мне интересно, а что нет.

Пока я отчаянно искала подходящий ответ, который мог бы раз и навсегда закрыть этот вопрос, мой мозг застопорился из-за усталости. Голос моей матери вернулся.

«Если появилась метка, значит, вы уже обречены».

«Мы живём одни. И если тебе хватит ума, ты не повторишь моих ошибок, рожая детей, судьба которых — влачить жалкое существование в вечном одиночестве и страхе».

Я живу с памятью о той женщине, и это похоже на постоянную борьбу внутри меня. Порой я вижу её рядом со мной, почти материальную. Она берёт меня за руку железной хваткой, от которой не так-то легко избавиться. И хотя обычно мне удаётся вырваться и продолжить жить своей жизнью, она всё равно всегда остаётся рядом со мной, осуждая всё, что я делаю или говорю. Осуждая даже за то, что я дышу.

Наид-нак ощущался как нечто подобное. Что-то, от чего нет спасения.

Я вспомнила момент, когда меня бросили в том переулке с воткнутой стрелой; когда мать умерла, и я испытала одновременно облегчение и ужас.

Когда Каэли исчезла из моего поля зрения.

Все эти ключевые моменты, ситуации, из которых я не могла сбежать и которые изменили мою жизнь, вопреки моим желаниям.

Мэддокс, озадаченный моим затянувшимся молчанием, взглянул на моё лицо. Не знаю, что он там увидел, но странный запах гари исчез.

Дракон с явным недовольством стиснул зубы и отвёл взгляд к лесу.

— Когда я сказал, что так же чертовски влип, как и ты, я не шутил. — Верхняя часть его крыльев дёрнулась, как бы подчёркивая его слова. Шипы торчали за его плечами, точно смертоносные пики. — Уверяю тебя, это определённо не входило в мои планы.

Я моргнула, сосредоточившись на настоящем. Мне не сложно было поверить в его слова. И его реакция, и реакция девушек были искренними. Он не устоял на ногах, когда его крылья появились, и я более чем уверена, что он прятал их по очень веской причине.

— Хорошо. Значит, в этом вопросе мы на одной стороне.

Он ухмыльнулся, но его глаза