Проданная драконом, купленная Смертью - Кристина Юрьевна Юраш

Они обнялись. Крепко. По-настоящему.

Как обнимаются те, кто знает: это — навсегда.

Я стояла в стороне, чувствуя, как слёзы катятся по щекам.

Это было счастье.

Чистое. Заслуженное. Вечное.

И вдруг мне стало страшно.

Он останется.

Арт к главе. Душа Рианнон/Нонны

Глава 31. Он жив?

— Лиам! — крикнула я, шагая вперёд. — А как же мама?! Она сидит дома, дрожит, как лист! Она не ест, не пьёт… Она ждёт, что ты откроешь глаза! Ты хочешь, чтобы она умерла от горя? Чтобы её последним словом было твоё имя?

Он замер.

Повернулся ко мне. В глазах — боль, растерянность, страх.

— Та, которую я любил… предала меня, — прошептал он. — Сказала, что будет ждать… А сама… сама встречалась с тем, кто вонзил мне нож в сердце.

— Я знаю, — сказала я, подходя ближе. — Твоя мама говорила. Но разве это повод умирать? Ты же хотел начать новую жизнь?

— Хотел, — глухо произнёс Лиам. — Но не смог. Мне снится война. Снятся крики. Я понял, что не создан для мирной жизни. Я не могу себя найти. Она словно для других. Не для меня. На войне всё просто было.

— А ты пробовал? — прошептала я. — Правда пробовал? Или сделал вид для мамы?

— Зачем ты задаёшь такие вопросы? — сглотнул Лиам.

— Лиам… Жизнь — не подарок. Это шанс. Даже когда больно. Даже когда она лжёт. А сюда… — я кивнула на дверь, — ты всегда успеешь. Просто… дай себе ещё один день.

— Потому что в ней — мама, которая ждёт. Потому что в ней — яблочный пирог, который ты ещё не попробовал. Потому что в ней — девушка, которая ещё не сказала тебе «люблю». Потому что в ней — дети, которые ещё не родились. А сюда… сюда ты всегда успеешь, — прошептала я, протягивая ему руку.

— Просто… пойди со мной, — добавила я, чувствуя, как дрожат мои пальцы.

Молчание.

Потом один из солдат шагнул вперёд.

— Он прав, Лиам. Иди. Возвращайся.

— Ребята, — сглотнул Лиам. — Вы серьёзно?

— Да! — почти хором ответили солдаты.

— Проживи эту жизнь за нас, — добавил второй, самый низкорослый. — Я так и не попробовал пирог моей бабушки… Ты за меня съешь.

— И за меня поживи немного! — усмехнулся третий. — Поцелуй первую красивую девушку, что улыбнётся тебе после выздоровления. За меня.

Лиам усмехнулся и зажмурился. По его щеке скатилась слеза.

— И скажи моей жене Колетте… — прошептал первый, с усами, — что я люблю её. И пусть не ждёт. Пусть выходит замуж. Пусть смеётся. Пусть живёт. Пусть прекратит убиваться. Я не вернусь. Никогда.

Лиам посмотрел на них. Потом — на меня.

И в его глазах — не страх. Слёзы. Боль. Осознание. Надежда.

— А если я снова провалюсь? — прошептал он, глядя на своих товарищей. — Если снова не смогу… просто быть?

— Тогда я приду за тобой снова, — сказала я. — Пусть даже Смерть будет ждать у двери.

Он посмотрел на меня — и впервые за всё время улыбнулся. Не счастливо. А с надеждой.

Он положил мою руку поверх моей.

Я сжала её.

Почти тёплую. Почти живую. Почти настоящую.

— Держись крепче, — прошептала я, глядя, как товарищи машут на прощание руками. — Я веду тебя домой. К маме. К счастью. К новой жизни. К любви.

И мы пошли.

Обратно.

Через туман.

Через боль.

Через страх.

Я видела то самое сияние, пронзающее туман. Путь обратно. Путь домой. Путь к маме.

Я потянула его, и мы шагнули в комнату. Я не верила своим глазам. Только сейчас я увидела, что время остановилось. Доктор с обеспокоенным лицом замер в шаге от меня. Я, сидящая возле постели на корточках с чужой рукой в моей руке. Бледное лицо умирающего. Белее простыней и одеяла.

Я не смогла закончить мысль, бросаясь прочь и застывая над умывальником. Я делала глубокие вдохи, брызгала себе на лицо водой, чтобы вернуться в чувство.

— Как ты это сделала? — спросил он, внимательно глядя на меня.

— Так он жив? — спросила я.

Глава 32. Он зол

— Да! — В глазах доктора было изумление.

— Я… Я просто немного умею… Эм… Например, выходить из тела, — прошептала я так, словно это что-то незначительное. — И я вернула его обратно…

Доктор выдохнул, быстро приближаясь.

— Ты понимаешь, что он уже принадлежит смерти? — спросил он шёпотом, словно смерть не слышит, если шепчут.

— И что? — спросила я, не понимая, почему это так взволновало доктора.

— И то! — прошептал он. — Я не знаю, что он сделает с тобой…

В этот момент запах роз и пепла ворвался в палату — на мгновение, как дыхание ветра. Во внезапно распахнувшееся окно повеяло… Смертью. Казалось, промелькнула тень.

Но когда я обернулась — за окном никого не было.

Я еле добрела до своей комнаты.

Ноги гудели, как будто я не просто стирала бельё и носила чай, а бежала марафон по лезвию бритвы. Голова гудела, в висках стучало — не от усталости, а от него. От его взгляда. От его голоса. От того проклятого поцелуя на ладони, что жёг кожу даже сейчас, спустя час.

Комната — маленькая, тихая, уютная.

Я никогда не видела её живой, но чувствовала её присутствие в каждом штрихе: в вышитых подушках с васильками, в кукле у изголовья кровати, в запахе лаванды, что до сих пор витал в занавесках.

Я разделась, натянула ночную рубашку — ту самую, что доктор дал мне в первый