Проданная драконом, купленная Смертью - Кристина Юрьевна Юраш
Я встретила его взгляд с насмешливой улыбкой.
— Буду ждать тебя со своим чайником, — ответила я, сохраняя спокойствие. — Если что, я люблю чай со смородиной.Он кивнул — едва заметно — и повернулся.
Плащ шелестнул, как прощальный вздох. Тени сомкнулись вокруг него, готовые поглотить.Но вдруг — остановился.
Не обернулся. Просто… замер у двери.
— Почему ты не боишься меня? — спросил он тихо, не глядя на меня.
Голос — не угроза. Вопрос. Больше — признание.Я сглотнула.
— Потому что ты не пришёл за мной тогда, в метро. Потому что ты купил меня, а не унёс. Потому что ты предупреждаешь, а не караешь. Ты не Смерть для меня. Ты… он.Смерть медленно обернулся.
В глазах — не трещины гнева. Трещины одиночества.— Я — Смерть, — прошептал он. — Для всех. Всегда.
— Но не для меня, — ответила я, понимая, что затеяла опасную игру. — Не сегодня.
Он подошёл.
Не к кровати. К окну. Посмотрел на увядшие цветы. На луну за стеклом. На тень Лили на портрете.— Ты живёшь в комнате мёртвой девочки, — сказал он. — Спишь под одеялом, которое никогда не согреет. Носишь платье, что так и не надела невеста. Ты окружена призраками.
А всё же… Ты выбираешь жизнь.Он повернулся ко мне.
И впервые — снял перчатку.— Давай договоримся, пылинка, — прошептал он, касаясь тыльной стороной пальца моей щеки.
Холод. Но в этом холоде — тепло, которое я уже начала узнавать.Глава 35. Вещий сон
— Я не обещаю, что спасу тебя в следующий раз. Но… Я приду.
Он подошёл к стене, где висели старинные часы с золотым узором на старом дереве. Стекло треснуло, стрелки застыли на трёх минутах до полуночи. Я знала, что эти часы уже не идут.
Смерть взял их в руки. Не чтобы завести. Просто… подержать.
— Время навсегда остановилось для той, кто жила в этой комнате до тебя, — сказал он тихо.
Он положил часы обратно.
— Не заставляй меня останавливать твоё.
И только тогда он исчез. Не как дым. Как вздох, который ты чувствуешь, но не слышишь.
Остались лишь призрачное, волнующее прикосновение к моей щеке и букет мёртвых цветов в вазе.
Утро пришло тихо.
Не с громом, не с криками, не с запахом крови и страха. А с тонким лучом солнца, пробившимся сквозь тучи, и запахом свежезаваренного чая на кухне.Я проснулась от шума — не громкого, а дрожащего.
Как будто кто-то стоял у двери и плакал без слёз, только дрожью.Быстро оделась, выглянула в коридор.
Там, у самой двери палаты, стояла мать Лиама с узелочком.
В том же сером платье, что и вчера. Волосы растрёпаны, глаза красные, руки сжаты в кулаки, будто она всё ещё держала что-то, что ускользнуло.— Он умер… — шептала она, глядя в пол. — Я видела… во сне… Он лежал… и не дышал…
Она подняла на меня глаза — полные ужаса, отчаяния, безумия. — Он умер, правда? Вы просто не хотите говорить… Вы жалеете меня…Сердце сжалось от ее рыданий.
Я подошла, положила руку на её плечо. Оно дрожало, как лист на ветру.
— Нет, что вы! — сказала я твёрдо. И улыбнулась. — Он жив. Ваш сын жив!
В этот момент из кабинета вышел доктор.
Он нёс чашку чая, но, увидев меня, замер.Его взгляд скользнул по моему лицу — не с облегчением.
С изумлением. И я понимала, почему он так смотрит на меня.— Он жив. И даже пришёл в себя. Просил воды. Спросил, где его мать.
Женщина ахнула, не веря своим ушам.
— Не может быть… Я же видела… Я же чувствовала… Я видела, как он уходит… Мой сын уходит от меня… — Иногда души так близки, что сны становятся пророчествами, — тихо сказал доктор. — Но иногда… это просто страх. А страх — самый громкий лжец на свете.— Можно… можно мне его увидеть? — с замиранием сердца спросила мать.
— Конечно, — кивнул доктор. — Но не больше пяти минут. Он слаб. Ему нужно спать.
— Спасибо… спасибо… — прошептала она и вдруг упала на колени. — Спасибо вам! Это чудо! Это настоящее чудо!Она схватила руки доктора и прижала их к губам, как будто он — святой, сошедший с иконы.
— Мадам, прекратите! Я вас умоляю! — нахмурился доктор. — Не надо устраивать это представление! Мадам! Я кому сказал! Встаньте с колен!
Глава 36. Это не я!
— Возьмите всё! — вырвала она кошель из кармана и сунула ему в руки. — Всё, что у меня есть! Дом, землю, жизнь — всё отдам! Только скажите, что он будет жить!
Доктор взял кошель. Открыл. Посчитал.
Потом вынул часть денег, а остальное вернул ей.— Этого хватит, — сказал он. — Остальное оставьте себе. Я не наживаюсь на чужой беде. Купите сыну яблочный пирог. Или новую рубаху. Или просто посидите вместе на лавочке у дома. Это — лучшая плата, какую я могу получить.
Она заплакала. Тихо. Счастливо.
— Спасибо… спасибо… Вы — просто… просто чудо…— Нет, — усмехнулся доктор. — Просто старый упрямый дурак, который не умеет льстить пациентам и ублажать родственников!
Дрожащими руками женщина спрятала кошель, а потом осторожными шагами, словно боясь потревожить покой, вошла в палату.
Мы слышали, как она вскрикнула — не от горя, а от радости. В приоткрытую дверь видели, как бросилась к кровати. Как обняла сына, будто боялась, что он снова исчезнет.А потом — тишина. Тёплая. Живая.
Та самая, за которую стоит бороться.— Ты… — начал доктор, глядя на меня.
А потом замолчал, будто боялся нарушить хрупкое чудо этого утра.
— Ты как вообще выжила?
Я не поняла сначала, о чём это он.
— Что вы имеете в виду?Доктор покачал головой, словно сам не веря своим глазам.
— Ты… — начал он, и голос его дрогнул — не от усталости, а от страха. — Ты понимаешь, что сделала? Смерть не прощает тех, кто крадёт у него добычу. А ты… ты вырвала душу из его рук. Я думал… я думал, ты исчезнешь до утра. Что
