Поцелуй сирены и первобытные хищники - Елена М. Рейес

Рычание вырывается из моей груди, полное гнева и обещания возмездия, в то время как русалки кишат на корабле. Их армейские песнопения, меньше похожие на песню сирены, больше на щелкающий звук — боевой клич, когда они используют свои острые когти, чтобы взобраться на мое судно.

Их шкура слабо мерцает под солнечным светом, хвосты бьются, создавая глухой звук, когда они пробиваются наверх. Это громко. Это раздражает моего волка, и он хватает за руку ближайшего к нам и кусает, ломая ему руку, прежде чем отбросить его в сторону.

Он с тошнотворным хрустом ударяется о перила, прежде чем соскользнуть и исчезнуть под мелкими волнами.

И, к моему огромному удовольствию, это заглушает раздражающий удар. То, что сейчас пытается взобраться на борт, — это человеческая кожа: ноги, руки, и не видно ни единой чешуйки. Даже тени ни одной.

— Больше ни одного грязного гребаного водяного на этом корабле. Понятно?

Команда их альфы была встречена низким «Да, сэр».

Тех, кто пытается проскочить мимо моих людей, отбивают железными прутьями или деревянными досками. Соленый воздух порта наполнен криками, завываниями и приятным хрустом костей, когда их армия сталкивается с силой.

Гнев. Враждебность.

Мое внимание возвращается к мужчинам, стоящим в нескольких футах от меня: никем не замеченному охраннику, а затем их генералу.

Орион — фигура чрезмерно раздутой элегантности и прогнившей сердцевины. Мы встречались раньше, те немногие из королевства сирен, которые демонстрируют свои напыщенные лица, и нарциссическое самомнение волнами исходит от его плоти.

Это резкая вонь. Как от старой, больной рыбы, и я оставлю этот факт на потом.

От него пахнет так, словно он гниет изнутри.

— Глупый ход, генерал.

— Я считаю его блестящим, — возражает он, крепко сжимая рукой меч. И в этой хватке мой взгляд привлекает блеск металла.

Моя цепочка.

— Твоя кровь запачкает мои когти, Орион, — рычу я низко и злобно. — Твое разорванное горло будет лежать у моих ног еще до того, как солнце достигнет своего наивысшего пика.

Гамма Торрен встает рядом со мной. В его руке рыбацкое копье, и его смертоносный наконечник уже окровавлен.

— Его поймали Эван и Орен, когда он выбирался из твоей личной каюты. Они попали в засаду сзади, но их рычание насторожило команду, которая ела под палубой. Я проверял припасы.

Двое, о которых он упоминает, ранены. Дышат, но потеряли сознание возле планшира, в то время как остальная часть моей стаи сражается, как гордые звери, какими они и являются. Некоторые шевелятся, щелкая челюстями, хватают незваных гостей в пасть и вырывают куски, прежде чем выбросить их за борт.

Каждый удар волков отбрасывает стаю русалок обратно в воду, но еще больше продолжают подниматься. Их когти впиваются в дерево, шипя от ярости.

Я не останавливаюсь.

Я бросаюсь на Ориона, меняя направление атаки в самую последнюю секунду, целясь ему в плечо, а не в руку. Это было бы слишком предсказуемо, и я хочу, чтобы его рука, держащая меч, стала бесполезной. Его крик разрывает воздух за секунду до того, как его кровь капает с моего меха.

Кусок, который я оторвал, выпадает у меня изо рта и приземляется со шлепком, вызывая у меня волчью ухмылку.

— Ты никогда не удержишь ее, остолоп, — шипит Орион сквозь стиснутые зубы, голубые глаза светятся ярче. Его голова тоже наклоняется, как будто он слышит что-то вдалеке, и его гримаса быстро превращается в веселье. Выражение болезненного удовлетворения появляется на его лице.

Прежде чем я успеваю спросить, что он имеет в виду, я слышу, как мой гамма хрюкает от боли, его ноги отшатываются назад, и появляется новый порез, на этот раз на груди. Прямая линия от одной стороны грудной клетки к другой, но неглубокая.

Рана будет гореть, но после заживления не останется шрама. В течение часа не останется даже слабого следа.

Однако это выводит его из себя, и он хватает солдата, держащего маленький клинок, за шею, впечатывая его головой в ближайшую стену. Кровь струится по старому дереву, водяной в полубессознательном состоянии падает, пока моя гамма не удерживает его весь вес над землей.

Груз, от которого он избавляется быстрым броском влево. Он падает за борт, его обмякшее тело увлекает за собой двух других моряков.

Однако на каждого павшего приходится еще трое, а мои люди кровожадны и безжалостны. Зубы и когти — те, кто в человеческом обличье, размахивают своим оружием, поражая все, что не является стаей и семьей.

Меч Ориона мелькает у меня перед глазами, его острое лезвие проходит мимо моего плеча. Это задевает, но вреда не причиняет, и я делаю выпад, царапая когтями его лицо.

Затем его шею, но он достаточно умен, чтобы отодвинуться, прежде чем я проткну ее достаточно глубоко, чтобы задеть артерии. Сочится темная кровь, его безумные глаза мечутся справа налево, пока я крадусь вперед.

Мои губы скривлены, а окровавленные когти волочатся по палубе.

— Она моя, Дайр. Она никогда не примет тебя.

На ту, о ком он говорит, мне наплевать. На данный момент все, что я понимаю и мой зверь, заключается в устранении этой угрозы.

Забрать то, что принадлежит мне.

Ответный рык вырывается из моего горла, губы растягиваются, обнажая окровавленные зубы. Я приближаюсь, и с каждым моим шагом он отступает. Вокруг него витает нервная энергия. Я чувствую запах его страха в воздухе, но потом все стихает.

Его армия отступает; один за другим они отступают и переваливаются через перила, становясь в хвосты и увеличивая расстояние между собой и моим кораблем. Орион тоже уходит, но не раньше, чем выбросит камень за борт. Его отступление менее осторожное и больше похоже на отчаянный прыжок — я пытаюсь поймать его в середине прыжка, — но меня останавливает зрелище передо мной…

Нерисса в воде, ее глаза смотрят в мои, и в них я вижу правду. Она также держит мое ожерелье, и камень, свисающий с ее нежных пальцев, вспыхивает — черная поверхность переливается в огненно-синюю, как будто языки пламени лижут и танцуют под поверхностью. Свет яркий, дикий и ничем не сдерживаемый, соответствующий гневу в моей груди.

Пара.

Я принадлежу ей. Она моя.

И все же предательство обжигает мой язык такой же горечью, а руки сжимают перила, раскалывая дерево. Когда я успел измениться? Я не знаю, и мне все равно; мои инстинкты настроены на убийство.

Я смотрю, как Орион подплывает и тянет ее