Когда родилась Луна - Сара А. Паркер

Последовавшая за этим тишина ― жестокая насмешка, разбивающая сердце. Как будто внутри меня застрял молтенмау и рвет на части.

Поцеловав ее в висок на прощание, я заставляю себя повернуться. Вылезти в окно и забраться по окровавленной стене, запятнав свои руки еще большим количеством ее крови. Я поднимаюсь в ветровой тоннель и, встав на ноги, смотрю на спускной желоб.

Предай меня огню, чтобы мне больше никогда не было холодно.

Мое лицо морщится, потом искажается в дикой гримасе, несмотря на неуправляемую дрожь, вызванную моим покрытым пеплом прошлым.

Мысль о том, чтобы сжечь тело Эсси… мне хочется сжаться в комок и закричать. Мысль о том, чтобы предать ее огню, противоречит всему, что я из себя представляю на текущий момент, но я не струшу перед огнем, о котором она меня просила.

Я не подведу ее снова.

Я вытаскиваю из ножен ткань и кремень и делаю шаг вперед. Рука дрожит.

Душа корчится.

Стиснув зубы, я провожу кремнем по каменной стене, высекая искру на ткань. Пламя вспыхивает так быстро, что обжигает кожу, и паника обхватывает руками мое горло, сжимая так сильно, что я едва могу дышать. Но я продолжаю держать горящую ткань, заставляя себя произнести три сдавленных слова сквозь стучащие зубы.

― Прости меня, Эсси.

Мне жаль, что я не смогла уберечь тебя. Что я так и не сказала, что люблю тебя, пока ты не умерла у меня на руках.

Прости, что я не была той семьей, которую ты заслуживала.

Я бросаю горящую тряпку в желоб, за ней следует кремень, и отшатываюсь назад от жара, обдавшего лицо, и клубов дыма.

Раздается звук лопающегося стекла, и я зажмуриваюсь, представляя, как одна за другой лопаются баночки с настойками.

Жар усиливается, и я представляю, как горит ковер, а запах горелой плоти доносится до меня слишком быстро.

Чертовски быстро.

Сдавленное рыдание вырывается из моего горла, когда я отшатываюсь от жара. От запаха я зажимаю рот рукой.

Я задеваю что-то ботинком.

Открыв глаза, я смотрю на землю, покрытую красными пятнами. На окровавленный клинок, лежащий у моей ноги, и кожаную сумку рядом с ним.

Черную.

Эсси.

Мое сердце вздрагивает, словно что-то ударило меня по ребрам с такой силой, что они чудом не сломались.

Я осторожно наклоняюсь и открываю сумку, чтобы заглянуть внутрь, и вижу книгу и охлаждающую банку. Должно быть, она взяла книгу в библиотеке.

Из Подземного города.

Я не открываю банку, точно зная, что в ней. Последний ингредиент, необходимый ей, чтобы прикрепить алмазную накладку к моему зубу… Накладку, которую она сделала, чтобы защитить меня.

Я перестаю дышать.

Тянусь за кинжалом, который Эсси, должно быть, вытащила из своего живота. Кинжалом, который сделал это с ней.

Забрал ее у меня.

Я уже собираюсь вложить его в ножны рядом со своим собственным, когда что-то привлекает мое внимание ― и я провожу рукой по плоской поверхности лезвия.

Каждая клеточка моего тела замирает, а кровь Эсси превращается в набор кровавых букв:

Послание. Мне.

От Рекка Жароса.

Клинок выскальзывает из моей руки. Падает на землю.

Он нашел меня. Узнал, где я живу. Убил Эсси, чтобы выманить меня.

Каким-то образом.

Значит, это моя вина, что она отправилась в Подземный город. По моей вине она получила ножевое ранение, а затем вернулась домой, вместо того чтобы пойти к целителю плоти, где ей могли бы помочь. Я виновата, что она истекла кровью на диване, пока не перестала двигаться. Я виновата, что она горит… Что она мертва.

Гортанный стон вырывается на свободу, уничтожая меня изнутри. Осознание наваливается мне на грудь, вспарывает меня, затем засовывает свою пасть внутрь и пережевывает мои легкие. Мое сердце.

Мою душу.

Мое лицо разрушается, плечи, позвоночник.

Колени.

Я оседаю на землю, сдуваясь так же быстро, как и моя разрушающаяся решимость, раздавленная тяжестью удушающего чувства вины. Я уверена, что мне разрывают грудную клетку длинными зазубренными лезвиями.

Снова.

Я вздрагиваю от каждого мучительного пореза, мой взгляд падает на залитые кровью руки, которыми я вывела Эсси из темных недр Подземного города ― я была уверена, что смогу подарить ей лучшую жизнь.

Я обещала, что буду оберегать ее. Вместо этого я уложила ее в могилу. И я…

Я…

Я не могу этого сделать. Я, черт возьми, больше так не могу.

Что-то внутри меня ломается, и гулкий звук сотрясает меня изнутри, мои кости смещаются от удара. Оглушительный треск раздается глубоко под ребрами, а затем резкий взрыв пронзает меня насквозь, разбивая внутренности на тысячу ледяных осколков.

Температура тела падает так быстро, что я слышу, как замедляется биение моего сердца, словно оно борется с моей ставшей вязкой кровью, качая ее все медленнее и медленнее.

Я с содроганием вдыхаю воздух, который кажется слишком теплым. Как будто я втягиваю лаву в свои замерзшие легкие.

Оно приближается.

Слеза скатывается по моей щеке, когда я теряю чувствительность в пальцах.

Потом руках и ногах.

Часть меня хочет бороться с этим. Быть сильной ради Эсси, несмотря на то, что я никогда в жизни не чувствовала себя слабее. Разорвать этот гребаный мир в клочья, пока не найду Рекка Жароса и не вздерну его на дыбу. Нанести ему тысячу порезов. Ждать, пока все заживет.

Повторить заново.

Но большая часть меня все еще лежит на диване внутри, прижавшись к моей юной, удивительной, прекрасной подруге, которая только что рассталась с жизнью, потому что я любила ее. Большая часть меня горит рядом с ней. И эта часть… Она устала.

Одинокая.

Потерянная.

Скорбящая.

Более сломленная, чем я когда-либо признаю.

Эта часть меня просто хочет остановиться и больше никогда не начинать.

Ледяной гнев ревет внутри меня, его сущность разрастается с такой яростью, что мне кажется, будто мои органы раздвигаются в стороны. Я теряю чувствительность в груди, и мое лицо искажается, когда я ускользаю, проваливаясь в холодное оцепенение, которое окутывает меня так плотно, что я не могу пошевелиться. Не могу видеть.

Не могу чувствовать.

Прекрасное, блаженное оцепенение. Такое чистое, как холодная, шелковая повязка на моей душе. Такая мягкая, что я почти забываю, что не получу славы, убив Рекка Жароса и отомстив за смерть Эсси, но, погружаясь в это ледяное утешение, я успокаиваюсь.