Хризолит и Бирюза - Мария Озера

Деньги были серьёзные.

И мне хотелось верить, черт побери, что этот загадочный «помощник герцога» не окажется очередным коллекционером женской боли, а вечер сведётся к шампанскому, красивой позе и паре пустых разговоров. Чтобы я просто была — как украшение, как картинка.

Чёрт! За один такой вечер я не просто закрою долг перед портной и хозяйкой — я смогу, наконец, выкупить эту вонючую комнату вместе с домом у старой жабы Дюплентан. И, если повезёт, даже отложу на крошечные апартаменты в Верхнем городе.

Если рискну.

Родовы подштаники, насколько же это всё заманчиво!

— Офелия, прием! — Криста помахала рукой перед моими глазами, вырывая меня из глубокой внутренней переклички с моралью и банковским счётом. — Так ты согласна?

— А какие конкретно условия? — спросила я, не сводя взгляда с одной точки, где только что в моей голове рисовались пути отступления, фальшивые простуды, внезапные смерти дальних тётушек и прочие «уважительные» причины.

— О, это мое самое любимое! — радостно хлопнула в ладоши рыжеволосая бестия, едва ли не впрыгнув в воздух. — Тебе нужно будет добраться до апартаментов, которые тебе снимут в Верхнем городе. Там тебя встретят модельеры, и всё вот это — с пудрой, кисточками и платьями. Потом за тобой приедет машина и отвезёт… во дворец.

— Куда отвезёт? — я тут же подняла глаза на нее, не веря своим ушам.

— Сам император заинтересован в проекте герцога Маркса, и он любезно предложил свою бальную залу на этот вечер, — пожав плечами Криста добавила, — якобы его интересует экологичная составляющая данной идеи для Верхнего города.

— А Барон там будет? — поинтересовалась я, предполагая, что глава Нижнего города должен быть в курсе изменений на его территории. Это серьезный шаг по изменению всего ритма жизни рабочего класса. С одной стороны, расстояние до работы может сократиться, но и заработная плата эквивалентно уменьшится. Бунты, забастовки — лишь вопрос времени.

— Думаю, безусловно, — в синих глазах Кристы на мгновение промелькнула тень сомнения, но мне кажется, что мысли у нее были такими же, как и у меня.

Я вздохнула и откинулась назад, раскинув руки и вжав шею в плечи, как будто надеялась спрятаться от всей этой красивой, блестящей и потенциально опасной авантюры.

— И всё же, звучит слишком хорошо, чтобы быть правдой, — сказала я, прищурившись. — И где же подвох?

Повисла пауза. Я смотрела на неё внимательно, не моргая, словно пыталась словить дрожание губ, беглый взгляд — любую мелочь, что выдала бы ложь или утаённый факт.

Криста же выдержала взгляд с достоинством. Упрямая, нахальная, уверенная — как всегда.

В сущности, я ничего не теряю. Только, может быть, чуть-чуть потопчу собственные принципы. Если всё пойдёт не по сценарию, как я себе это сейчас рисую.

И всё же — как просто это звучит.

— Подвох только в том, что неизвестно, о чем тебя попросит этот избалованный мальчишка после банкета.

Мы расстались после детального объяснения плана действий: Криста отправит телеграмму в приёмную моего папашки — официальную, как она выразилась, с завитушками и печатью — и мы будем ждать сигнала, когда мне стоит выдвигаться в снятые апартаменты. Всё выглядело будто по сценарию: чёткие шаги, отрепетированные роли, тонкая грань между авантюрой и проституцией, которую не хотелось видеть слишком отчётливо.

Возвращаясь в комнату, я наткнулась на одного из идиотских сыночков Дюплентан — тот, что всё время шмыгает между этажами, будто охотится за крошками власти. Он крутил в руках мелкий карманный ножик, которым с невыносимо важным видом начал ковыряться в зубах, как только увидел меня.

Я фыркнула, едва сдержавшись от комментария, и уже почти прошла мимо, когда услышала фразу, брошенную мне в спину:

— Поторапливайся, а то твой дом окажется в ещё менее приятном месте.

Куда, черт побери, ещё менее приятном? Мне было даже сложно представить. Под землю? В ночлежку для помешанных? Или на дно канала?

Дверь я захлопнула с раздражением и тут же закрыла на защёлку. Треск замка был чуть ли не единственным звуком, который приносил хоть какое-то чувство безопасности в этих стенах.

Я рухнула на скрипучую кровать, будто всё это — только что услышанное, только что решённое — имело физический вес и легло на грудь.

Мне было тяжело поверить, что всё это происходит со мной. Не в книжке, не на сцене театра, не в пьяных фантазиях Кристы, а вот — тут, в моей реальности, полной пыли, вороватых мальчишек и угроз.

Во мне толкались две несовместимые мысли:

С одной стороны — да, мне хотелось новых чувств, яркости, движения. Даже если всё это приведёт к боли, к унижению, к рыданиям в подушку — я хотела почувствовать.

С другой — я чувствовала, как мне противно. Не от самого предложения. Не от дворца или ужина. А от чувства зависимости.

Я слишком долго привыкала жить, полагаясь только на себя. Любые проявления доброты, особенно от мужчин, вызывали у меня внутренний сигнал тревоги: «Осторожно, это ловушка». Даже комплименты казались купюрами, которые придётся возвращать с процентами.

И теперь, когда мне предлагают и платье, и крышу над головой, и безопасность — страшно даже подумать, чем придётся платить на выходе. Потому что бесплатных бальных зал в жизни вроде моей — не бывает.

Из головы никак не уходил уже выдуманный мной образ этого самого «протеже» отца. Я ведь понятия не имела, кто он на самом деле — его имени даже не называли — но воображение, подкреплённое обрывками газетных статей о самом Ольгарде Марксе, рисовало картину достаточно отчётливо.

Судя по публикациям, далеко не самым лестным, мой папаша был человеком из тех, чьё имя вызывает у чиновников нервный тик, а у простых людей — привычное презрение. Он поджимал под себя заводы, города, семьи, судьбы. Почему бы и его «протеже» не быть таким же?

Я представляла себе мужчину напыщенного, с той самой тяжёлой самоуверенностью, что передаётся по наследству от циничных отцов к выдрессированным сыновьям. Он из тех, кто входит в помещение и получает всё, на что только упадёт его взгляд — без сопротивления, без вопроса. Не потому что заслужил, а потому что может.

Он обращается с подчинёнными, как с мебелью, со слугами — как с посудой. Ни один человек в его поле зрения не воспринимается как