Княжий венец - Анна Михайлова

Тяжело дыша, Велеслав сверлил ее взглядом. Вот же она, в трех шагах стоит! Глазищи сверкают, а под влажной тканью все изгибы тела видно. Даже бусины сосков топорщатся, словно в насмешку. Близок локоток… Демонстративное унижение требовало немедленного реванша. А тело требовало ее.

- Тебе пора, - девушка грациозно шагнула из лохани. Фиалковые глаза смотрели с легким раздражением. Коротко выругавшись под нос, мужчина стрелой вылетел из комнаты. Шарахнув напоследок дверью так, что едва не подпрыгнула крыша. С лица Тамирис мгновенно слетело равнодушное выражение, подлетев к двери она резко задвинула засов. Обессиленно прислонилась спиной к деревянным доскам. Играть прожженную стерву оказывается тяжелее, чем она думала. Особенно когда приходится врать, глядя в колдовские, невозможно-красивые глаза. И почему ей не попался какой-то другой экземпляр? Попроще. А не тот, от одного взгляда на которого сердце трепещет испуганной пичугой. «Птичка моя» - ну надо же!

Размечтался, дурак красивый. Хотя – нет. Уж кем-кем, а дураком этот Леслав точно не был. Слишком проницательны глаза, за поволокой которых скрывается острый ум и большой жизненный опыт. Ох, немалое напряжение сил потребуется, чтобы… Чтобы что? Устоять? Не поддаться его искушению? Он ведь не отступит, это Тамирис прочла по его глазам безошибочно. И отчего от этой мысли вдруг затрепыхалось что-то в животе? Глупое девичье предвкушение, ожидание чего-то невероятного. Остановись, Тами! Ты интересна лишь как не завоеванный трофей. А разбитое сердце для Темной – это приговор. Тогда ты точно не сможешь вернуться.

Накинув на тело рубаху, девушка села за стол. Заставила себя поесть, понимая, что завтра понадобятся силы. И на дорогу, и на борьбу с неугомонным десятником. А самое сложное – на борьбу с появившейся невесть откуда симпатией. Это всего лишь смазливое лицо, чем больше буду смотреть, тем быстрее привыкну. И оно перестанет восхищать правильностью черт и скульптурной четкостью линий. Не забывай о главном, Тами! Главное – это дело, миссия. Остальное нецелесообразно. Этот мужчина рядом лишь помощник, инструмент. Относись к нему как неодушевленному предмету. Пусть и красивому до остервенения.

Глаза случайно опустились на пол. Там, у лохани, лежала отброшенная мужчиной рубаха. Подошла чтобы поднять, а ладони сами поднесли вещь к лицу. Тот самый, уже знакомый аромат. Щекочет ноздри и будоражит внутренности. Он еще и пахнет умопомрачительно, зараза! Если бы не его наглость, властность и самомнение – мог быть идеальным. Как из сказки про красивую любовь. Вот только не будет такого никогда. Люди не меняются, бабники – тем более.

Заставив себя перестать заниматься глупостями, сложила рубаху на табурет и нырнула под одеяло. Уже засыпая, мелькнула на горизонте сознания мысль, что где-то она уже видела такие невозможно красивые глаза.

[1]Ирий— это славянский рай, который упоминается в «Поучении» Владимира Мономаха.

Глава 17.

Утром Тамирис, собрав вещи, спустилась в общий зал. Ее спутник уже сидел за столом и основательно завтракал. Вскинул не нее спокойный взгляд и вернулся к еде. Холодный, отстраненный, полностью взявший себя в руки. Пусть несколько человек вывернули шеи, глядя девушке вслед, он и ухом не повел. Теперь точно знал, что сможет девчонка за себя постоять. Хотя внутри глухо заворочалось мужское недовольство. Никто не любит, когда глазеют на что-то, что он своим считает.

- Доброе утро, - поприветствовала его девушка, мазнув взглядом.

Отчего-то красивое лицо выглядело усталым, будто мужчина не спал целую ночь. Невдомек ей было, что пока она мирно посапывала, князь, вспомнив былое, пустился во все тяжкие. Ежели задаться целью – веселую компанию и безотказных девок даже в глухом лесу найдешь. А тут город портовый, для гостей любые удовольствия, успевай только кошельком трясти. В окончание вечера двоих сразу девок себе нашел, опытных и умелых. Самолюбие мужское сполна получило, как и тело. Да только душа все одно маялась. Встрепенулась, едва стройная фигурка на лестнице показалась. Сам на себя за то разозлился. Напустил равнодушный вид, радуясь, что не слышит валорка, как пульс его в висках тарабанит.

- И тебе. Поешь, как следует. Более на нашем пути городов не будет. Глухие деревеньки да заимки охотничьи. И подумай еще – нужно ли что из припасов? Пока здесь – прикупить можем.

- Мне лишь немного еды нужно. Чтоб до конца дела хватило.

- Если совсем припасы кончатся – поохотимся. На болотах много птицы, не улетели еще.

- Я не умею, - мотнула головой девушка.

- Умею я. Ешь быстрее, нам нужно ехать, - отрезал десятник.

Девушка поджала губы, но промолчала, признавая его правоту. Испытывая легкую досаду, что не видать ей теперь дружелюбия, что должно быть меж соратниками. Интересно, если со мной что случится – поможет или перешагнет, вспоминая все обиды, что причинила? «Вот и узнаешь», - усмехнулся внутренний голос. Да вот только была она уверена, что поможет. Не видела подлости в красивых глазах. Пусть люди не замечают, но откладывает гниль в душе, отпечаток на тело. И в первую очередь на глаза. Как человек не старается этого скрыть – видно. Заставляет внутренне отпрянуть от самой приятной наружности, ибо чувствуется гнилость внутренняя, даже за самым красивым фасадом.

Несмотря на принятую ванну, тело Тамирис ныло после двухдневной скачки. Отвыкло от больших нагрузок. Вот только некогда ему давать отдых. Время поджимало, она это чувствовала.

Вновь безропотно взлетела в седло, не удержав гримасу. Перетерпится. Поводья в руки – и вон со двора и далее из города, который, казалось, никогда не спит.

Шум городской далеко позади остался – только лес кругом, пичуги перекликиваются, да ели вековые грозно кронами шумят. Еще и небо свинцовое низко нависло, дождем грозит, сыростью под плащ пробраться пытается.

Дорога постепенно становиласьуже, лес подступал все гуще. Невольно лошади перешли на легкую рысь. Тамирис цепко оглядывалась по сторонам, чувствуя холодок вдоль шеи. Тьма предупреждала.

- Здесь мало людей? – заговорила она, чтобы отвлечься.

- Болота считаются гиблым местом. Не хотят здесь люди жить. Только самые упорные.

- А эти зачем живут? Не переселятся.

- Выгодно. Здесь самые сильные травы растут, из них лучшие снадобья. Дичи много вкусной. Ягода лечебная, что от самой сильной лихоманки подымает. Железо доброе. За этим сюда самые отчаянные купцы и едут.

- Почему отчаянные?

- Не любят Болота чужаков.

- Грабители?

- Всякое бывает. Здесь же случись что – и концов не найдешь. Особенно в глухих углах. Наобещают, заведут куда подальше – и поминай, как звали. Но это самые лихие.