Когда родилась Луна - Сара А. Паркер

― Распишись за еду, ― бурчит он. ― И приложи большой палец. Если ты выберешься отсюда живой, тебе придется заплатить за каждую съеденную порцию.

Я фыркаю от смеха.

Тяжело вздохнув, я приподнимаюсь, стиснув зубы и шипя от жгучей боли ― истерзанная плоть на моей спине смещается под сотней разных углов. Из ран сочится теплая влага, когда я подаюсь вперед, а мой взгляд утыкается в небольшую металлическую табличку, прибитую к полу перед моей камерой, с указанием ее номера.

Двигая скованными руками, чтобы взять кусок угля, я нацарапываю заостренным краем:

Затем растираю немного угля по большому пальцу и прижимаю его к пергаменту, после чего двигаю доску обратно под дверь.

Стражник смотрит на меня осуждающим взглядом.

― Что? ― Я изображаю дурочку. ― У меня что-то на лице?

Он протягивает руку.

― Уголь, заключенный семьдесят три. Сейчас же.

― Отлично, ― ворчу я, бросая его через решетку. ― Я сгнию от скуки еще до начала суда, и это будет твоя вина.

Он хмыкает, подбирает уголь и уходит туда, откуда пришел, как раз когда тележка с помоями подъезжает к моей камере. Гораздо менее представительный слуга Короны наливает черпак склизкой серой жижи в деревянную миску, которую он задвигает под дверь. Тележка останавливается рядом со мной, и мужчина просовывает между прутьями металлическую кружку с водой, а затем толкает тележку дальше по коридору, передавая миску и кружку Вруку.

Я хмуро смотрю на слизь и задаю вопрос: ― Как я должна это есть?

Он смотрит на меня через плечо и рычит:

― Засунь туда свое лицо, мне все равно.

Так много мудаков, и так мало пальцев, чтобы пересчитать их всех.

Мой взгляд перемещается к камере слева от меня, где мужчина руками зачерпывает помои. Его фигура напоминает скелет из выпирающих костей, тонкие волосы покрывают бледную кожу, причинное место прикрыто куском серой ткани.

Его болезненный взгляд устремлен на меня, каша стекает с жесткой бороды, когда он отправляет в рот очередную порцию.

Дрожь пробегает у меня по спине.

Я смотрю на Врука, который засовывает свое вытянутое лицо в миску, поглощая еду прямо оттуда.

― Держи, ― говорю я, подталкивая ногой свою порцию под разделяющую нас решетку в его камеру.

Его настороженные глаза расширяются.

― Ты у-у-уверена?

― Уверена, ― отвечаю я, переводя взгляд на его секретное отверстие в дальнем углу. ― Тебе энергия нужна больше, чем мне.

Люблю вдохновляться глупой надеждой, как бы тщетно это ни было.

Потянувшись, Врук обхватывает когтистыми лапами край моей миски, подтягивая ее поближе.

― Спасибо, ― говорит он, комки этой гадости покрывают его мохнатую морду.

― Без проблем.

Медленными, мучительными шагами я отступаю в угол, затем опускаюсь на землю и закрываю глаза. Слушая хлюпающие звуки, я ковыряю кожу вокруг ногтей.

Мой разум кипит, мысли несутся с бешеной скоростью, вспоминая о другой камере.

О другом времени.

О камере, в которой я родилась своим собственным странным способом, привязавшаяся к ее стенам, запаху и женщине, с которой я ее делила.

Тогда мне было за что бороться. За подругу, которую я любила. Теперь у меня осталось только израненное сердце и ненасытная жажда мести, которая так же бесполезна, как и яма Врука в земле.

Я заперта в камере, закована в железные кандалы, в плече у меня гвоздь, мне назначен суд в Гильдии. Единственный выход для меня ― это…

Смерть.

ГЛАВА 20

Пахпи говорит, что приручение взрослого мунплюма в столь юном возрасте делает меня особенной, но я не чувствую себя такой.

Хейден больше никогда не сможет ходить, потому что кости срослись, но не так, как надо. Пахпи говорит, что ни у кого нет умений, чтобы снова сломать, а затем правильно их соединить, не разрезая его и не рискуя причинить еще больший вред.

Его мунплюм, возможно, никогда не сможет летать, потому что ее крылышко повреждено. Наш временный инкубационный лагерь обнаружила стая думквилов как раз в тот момент, когда яйцо Хейдена начало качаться, и мне пришлось спрятать его в тепле вместе с ним прежде, чем мунплюм успел полностью вылупиться.

Да, я отбилась от думквилов, но я бы проиграла, если бы не появился огромный мунплюм, испепеливший их всех. Да, потом я забралась ей на спину и очень долго держалась за нее, пока она не послушала мою тихую песню, но я просто сделала то, что должна была сделать, чтобы вернуть брата домой.

Потому что Творцы не стали петь мне, сколько бы я ни умоляла их помочь.

А теперь они никак не заткнутся.

ГЛАВА 21

Врук скребется в углу своей камеры, а я напеваю, сидя в своем углу и постукивая ногой по земле в такт мелодии, звучащей в моей голове. Я обвожу взглядом неровности потолка, нахожу капли влаги, свисающие с самых заметных выступов, и пытаюсь угадать, какая из них упадет следующей. В эту игру я играю время от времени с тех пор, как оказалась здесь.

Не знаю, как давно это было. Кажется, прошло какое-то время.

Возможно, те, кто бросили меня сюда, думают, что если оставить меня гнить в этой дыре, я сойду с ума и превращусь в кашу. Стану достаточно сговорчивой, и когда они наконец представят меня Гильдии знати, я подчинюсь их жестокой воле.

К несчастью для них, я хорошо поднаторела в искусстве выживания в замкнутом пространстве, и в камере можно найти множество способов скоротать время, если у тебя богатое воображение.

По коридору раздаются тяжелые шаги, и я веду себя тише, с легкой улыбкой наблюдая, как Врук натягивает одеяло на свою бунтарскую яму, сворачивается перед ней в клубок и притворяется спящим.

Мой взгляд прикован к капле воды, которая, я уверена, упадет следующей, и разочарование накрывает меня, когда вместо этого другая капля падает мне на кончик носа, заставляя поморщиться. Я хмурюсь, прищуривая глаза на шатающейся капельке… Капай, упрямая гадина!

Другая капля падает мне на колено, и вздох вырывается из моих пересохших, растрескавшихся губ.

Я ужасна в этой игре. Ни разу у меня не получилось угадать правильно.

Клянусь, я разберусь в этом коде к тому времени, когда меня поведут на казнь.

Мимо моей камеры проносится фигура в развевающемся белом одеянии, и голос в глубине моего сознания задается