Когда родилась Луна - Сара А. Паркер

― Я слышал, ты украл не то кольцо не у той фейри, ― произносит мужчина глубоким, хриплым голосом, от которого мурашки пробегают по моей коже.

Я узнаю этот голос.

Сердце гулко ударяется о ребра, взгляд устремляется к широкоплечему гостю в плаще, пока Врук делает вид, что потягивается.

Мужчина в капюшоне из «Голодной лощины», теперь одетый как руни.

Я забиваюсь подальше в темный угол…

Я чувствовала себя такой сильной и уверенной в ветровом тоннеле, когда мой железный клинок прижимался к его члену. А теперь я разваливаюсь на части в камере, считаю капли на потолке, воняю грязью и кровью. Я как дракон в середине линьки, и меньше всего мне хочется, чтобы этот оценивающий взгляд смотрел на мои уязвимые места, которые еще не полностью огрубели.

― Дорогостоящая ошибка, ― выдавливает из себя Врук, фальшиво зевая.

Мужчина хмыкает.

― Я искал тебя повсюду, знаешь ли.

Уши Врука поворачиваются вперед, нос подрагивает. Он облизывает лапы и проводит ими по шерсти на морде, опускаясь на корточки.

― Почему?

― Потому что один мой знакомый увидел, как ты бежал к ближайшей канализации зажав лунный осколок.

Мое сердце замирает.

Почему в этом забытом Творцами мире он охотится за лунными осколками?

Врук поднимает заднюю лапу, чтобы почесать за ухом.

― Я не знаю, о чем ты г-г-говоришь.

― Я могу вытащить тебя. Вырыть проход не получится. Это место защищено от подкопов глубже фута. И у меня есть клык саберсайта, который я готов обменять на осколок.

Я поднимаю брови.

По словам Руз, саберсайты сбрасывают свои клыки при каждой линьке, но найти их очень трудно.

Я вспоминаю, как впервые купила осколок для Эсси. Руз сказала, что они не выпадают до тех пор, пока зверь не достигнет пика своего роста, и их часто поглощают вулканы Гондрага, поскольку именно туда слетаются саберсайты, чтобы завершить свою линьку, прячась подальше от всего, что может повредить их уязвимому состоянию. Я также быстро выяснила, что они стоят в десять раз дороже драконьего кровавого камня, который используется в качестве связующего вещества большинством руни для своих гравюр.

Нос Врука подергивается, его лапа медленно опускается и касается пола. ― Какого размера к-к-клык?

― С мою ногу.

Я смотрю на эту ногу, и мои глаза расширяются.

― Договорились, ― выплевывает Врук, его ответ быстрее, чем щелчок хлыста Рекка.

Я улыбаюсь, гордость расцветает в моей груди.

Я рада за него. Люблю счастливые концовки.

― Я выкуплю твой приговор и освобожу тебя к восходу, ― говорит мужчина, уже проходя мимо моей камеры, но вдруг останавливается, глубоко вдыхает воздух и поворачивает голову в мою сторону медленнее, чем заходящая Аврора.

У меня перехватывает дыхание.

Его пристальный взгляд впивается в мою фигуру, сидящую в тени, словно пытаясь пробиться сквозь завесу грязи и тени к моему незащищенному лицу.

Я опускаю подбородок к груди, пряди волос падают вперед, закрывая меня.

Уходи.

Уходи.

Уходи…

― Это ты, ― произносит он, и мое сердце замирает, а волосы на затылке встают дыбом. ― Выйди на свет.

― Кто умер и сделал тебя королем? ― выдавливаю я сквозь свое охрипшее горло.

― Мой Пах, ― невозмутимо произносит он, и смех вырывается из меня, затихая прежде, чем лишнее движение успевает снова разорвать мои раны и заставить их кровоточить.

― Забавно.

Воцаряется тишина.

Он подходит ближе к решетке, скрестив руки на широкой груди, и неловкая пауза затягивается так надолго, что начинает меня раздражать.

― Ты… чего-то ждешь? ― спрашиваю я, нахмурившись.

― Да. Чтобы ты вышла на свет, и я смог увидеть твое лицо.

Я фыркаю от смеха.

Самоуверенный засранец.

― Нет, спасибо. Тебе придется пройти через эти железные прутья и самому вытащить меня на свет.

Проходит мгновение, прежде чем он берется за замок, висящий на моей двери, и костяшки его пальцев белеют. Металл скрипит и стонет, и он опускает руку вниз.

Я резко втягиваю воздух, когда замок открывается.

Сломанный.

Он поднимает руку и демонстративно разжимает пальцы, позволяя бесполезному куску металла упасть на землю с грохотом, который эхом отражается от стен в такт моему бунтующему сердцу.

Черт.

― Обычно я не люблю брать у женщины то, что она не дает добровольно, ― хмыкает он, снимая защелку с петли. ― Однако твой голос напоминает мне кое-кого, и я провел пять бессонных снов в уверенности, что схожу с ума.

Он распахивает дверь, и звук скрипящих петель нервирует меня, напоминая о том, как меня вытаскивали из другой камеры ― ногами вперед, пока я царапала ногтями камень и рычала сквозь оскаленные зубы.

Он делает первый шаг, и я подтягиваю ноги, стискивая зубы, чтобы не взвыть от боли, когда переношу свой вес на израненную спину и опираюсь на стену.

― Не хочу тебя расстраивать, ― шиплю я, ― но я никогда не видела тебя до той встречи на южной стороне стены.

― Ради твоего же блага, ― рычит он, шагая вперед, заполняя пространство своей массивной фигурой, ― надеюсь, ты ошибаешься.

― А если нет?

Он подходит так близко, чтобы я могу протянуть руку и коснуться его, и мой следующий вдох наполняется его одурманивающим запахом.

Он откидывает капюшон, открывая красивое, суровое лицо.

При виде него у меня перехватывает дыхание.

Сжав губы, он делает еще один шаг вперед.

― А если нет?

― Vaghth, ― шепчет он, и это обжигающее слово вспыхивает в моем сознании.

Мой позвоночник напрягается, каждый нерв в теле покалывает совершенно неправильным образом.

Фонарь над головой дребезжит, словно что-то внутри пытается вырваться наружу. Одно из его крошечных стекол лопается, и язычок пламени падает в его раскрытую ладонь, которую он подносит к моему лицу, словно глиняную чашу.

Его густые черные брови сходятся, лицо бледнеет, а я сжимаю зубы, и мое сердце замирает.

Его глаза округляются.

Я смотрю на это пламя, как на врага, ожидая, что он проведет им по моей плоти и оставит очередной болезненный след.

Из него вырывается сдавленный хрип, словно его легкие забыли, как работать.

Он поднимает дрожащую руку, как будто хочет провести по моей щеке, оставляя между нами расстояние в дюйм ― тепло, исходящее от его ладони, подобно солнечному лучу.

― К… ― Его взгляд мечется по моему лицу, с пугающей