Эпоха королей - Нира Страусс

— Звучит весело. Представляю, как их обожало всё королевство, — саркастично отметила я.

— Хоть в это и трудно поверить, у них было довольно много сторонников. Сидхи и люди, которые считали, что Охотники очищают больше, чем загрязняют, знаешь ли. И когда началась война, Дикие Охотники выступили на стороне Триады.

— Что? Но Морриган была… Она же была в армии Теутуса.

— Да, представь лица её друзей и близких, когда она перешла на другую сторону. — Его борода задрожала. Он допил остатки алкоголя; это плохой знак? — Дикие Охотники ещё задолго до войны не раз влипали в неприятности. Иногда им спускали это с рук, иногда нет. В один из особенно неприятных случаев Морриган доставила неудобства тому, кому не следовало, и её наказали, запретив касаться, проклинать или вредить медведям всю её жизнь. Ни прямо, ни косвенно. Некоторые сказали бы, что это очень дерьмовое проклятие.

Медведи. Каэли превратилась в медвежонка. Но…

— Я не понимаю. Причём тут моя сестра? Как Морриган могла превратить её в медвежонка, если ей запрещено что-либо делать с ними?

Мужчина посмотрел на меня из-под своих тяжёлых век, скрывавших глаза.

— Кто сказал, что это была Морриган?

— Хочешь сказать, что моя сестра… сама это сделала? — Голова пошла кругом от одной только мысли. Я вспомнила яркий белый свет, окруживший тело Каэли, чистый свет. — Она сама превратилась, чтобы защититься? Это бессмыслица, Каэли ничего не знала о проклятье Морриган.

— Магия иногда действует по своей воле, чтобы защитить своего носителя. Не говоря уже о вашей уникальной и чертовски сложной родословной, о которой даже я знаю не так много.

Да, наша уникальная и чертовски сложная родословная. Мне было стыдно признаться, что я тоже знала немного. Моя семья никогда не вела никаких записей из страха, что те могут попасть в чужие руки. Я знала только то, что рассказывала мне мать, а она знала то, что ей рассказывала её мать. Вот только бабушка сошла с ума задолго до своей смерти. Сколько информации могло быть искажено?

— Насколько мне известно, никто в моей семье не мог менять облик. Мы всё время пользовались камнями трансмутации, чтобы скрыться.

— У Тараксис и её сестёр была такая способность.

Ааа. Тараксис, богиня любви и охоты. Порой я забываю, что она тоже положила начало нашему роду. И если кто-то должен был унаследовать её великие способности, так это Каэли, несомненно.

— Какого цвета были глаза у богини?

— Зелёные, как отполированные изумруды.

Я улыбнулась. Глаза щипало, хотя я знала, что не пролью ни единой слезинки. Я потянулась к светлой энергии Каэли и, почувствовав её, изо всех сил постаралась передать ей сообщение: «Видишь? Я была права. Ты хорошая. Ты вся состоишь из прекрасного».

Каэли — наследница доброй и щедрой богини.

Я же наследница бога, пришедшего всё уничтожить.

— Скажи мне, как я могу спасти Каэли? Где найти Морриган? Какие у неё слабости? Как…

— Не могу, — перебил меня Фионн. Что-то в выражении моего лица ему не понравилось, потому что он выругался. — Не смотри на меня так, чёрт возьми. Твой предок должен был предупредить тебя, что я больше не решаю проблемы, понимаешь? Я уже пять веков не покидал эту проклятую долину. Остальная Гиберния пусть хоть утонет, я даже не замечу.

Значит, я была права. Визит к Фионну оказался напрасным. Я запрокинула голову и блуждала глазами по тысячам звёзд, мерцавших в ночи. Я должна была почувствовать разочарование, но во мне кипела только горечь.

«Герцогиня будет рада», — подумала я.

— Я ничего не знаю, — пробормотал он тихо, почти неохотно. — Морриган… Имей в виду, она никогда не делает ничего просто так. Она бы не забрала твою сестру, чтобы просто убить или пытать её. Сомневаюсь, что она знает, кто она, но, должно быть, её привлекло то, что Каэли смогла сменить облик.

Я должна была злиться на него, намного сильнее, чем на Мэддокса за напрасную поездку в На-Сиог, но не могла. Возможно, в тот момент у меня не было сил на такое мощное чувство, как ярость. Я вся была пронизана страхами. Страхом того, что Морриган узнает, кто такая Каэли. Страхом того, что она расскажет королю, и тот довольно потрёт ручки. Страхом того, что они могут с нами сделать.

Она жива. Она сильная. Она выдержит, пока я её не найду.

— Существует много историй о том, как ты стал бессмертным, — заметила я, через силу заставив себя переключиться на другую тему.

По тому, как он выдохнул, я поняла, что он тоже был рад поговорить о чём-то другом.

— А тебе как кажется, какая из них правдивая?

— Точно не та, что про лосося.

Фионн взглянул на меня с весёлым блеском в глазах.

— Неужели? Так… просто? — поразилась я.

— Просто? Тот чёртов медведь чуть не убил меня! Его когти вспороли мой живот, и все мои кишки вывалились наружу. Вот здесь, на этом берегу. — Он указал на изгиб озера. — Я уже был одной ногой в могиле, когда появились Тараксис и Ксена.

— Ты сразу догадался, что перед тобой были две богини?

— Я понял, что они не могли быть смертными, это было очевидно. Ксена всё ещё оставалась в облике лосося, а на Тараксис был только лук и колчан с золотыми стрелами. Больше ничего.

Мысль о моей прародительнице, разгуливающей обнажённой перед умирающими мужчинами, едва не вызвала у меня улыбку.

— Должно быть, это было довольно мило, учитывая обстоятельства.

Он пробормотал что-то неразборчивое.

— Я не жалуюсь.

— Так лосось, которого ты спас от медведя, был самой Ксеной, богиней жизни. Ты подозревал это? Поэтому ты рискнул своей жизнью?

— Совсем нет. Я узнал об этом позже, когда понял, что всё это было частью испытания, чтобы проверить, смел ли я сердцем. Нет, я просто увидел бедную, несчастную рыбу, которую несло течением прямо в лапы голодного медведя. И это меня возмутило. Я тут же решил, что не позволю лососю умереть только потому, что он не может махать плавниками сильнее. Какие шансы у него были против течения реки или медведя? Что в этом справедливого?

Что-то подсказывало мне, что Фионн знал, что побудило его на такой глупый поступок. В тот день он увидел нечто большее, чем просто лосося, борющегося с течением. И именно за это богини его вознаградили.

— Что ты почувствовал, когда тебе даровали бессмертие?

Он покачал головой. Его волосы и борода высохли, теперь я могла видеть их истинный цвет: белый. Абсолютно белый. Учитывая, что Фионну было явно не больше сорока, когда