Девушки бури и тени - Наташа Нган
Она, пританцовывая, уходит в каюту и через мгновение появляется с большой тарелкой в руках, на которой горкой лежат толстые рыбные стейки. От их сладкого аромата у меня мгновенно текут слюнки.
– Жареная рыба-меч! – гордо объявляет она, ставя дымящееся блюдо на ящик. Бо подскакивает, чтобы подставить тарелку. Она кладёт на него два кусочка своими палочками для еды, затем тычет концом палочек ему в щеки. – Отойди, иначе всё тут заслюнявишь.
Он, фыркнув, берёт тарелку:
– Могла бы, по крайней мере, оставить меч.
– Не волнуйся, братишка. Я его почистила. Можешь поиграть с ним позже.
Мы с Майной смеёмся над его радостью.
– Так сколько же тебе лет? – выгибает бровь Меррин.
– Не волнуйся, пернатый. Никто не собирается арестовывать тебя за то, что мы сделали ранее, – ухмыляется Бо, щекоча Меррин по щеке, и хотя демон-филин кажется раздражённым, мальчик-леопард очень доволен собой.
– Тогда, я полагаю, вам не нужно лекарство господина Хидея, – серьезно говорит Хиро, впервые подавая голос за этот вечер.
На мгновение я не могу сообразить, о чём он говорит.
– О, боги. Ты о пенисе земляного бизона? – затем стону я.
– Что земляного бизона? – переспрашивает Майна, когда Нитта, Бо и я взрываемся смехом, а стальные выглядят смущёнными.
– Поверь мне, любовь моя, – машу ей рукой я, пытаясь отдышаться. – Тебе это незачем знать.
Остаток вечера проходит в праздничном настроении. За последние несколько недель мы потратили достаточно времени на обсуждение наших дальнейших действий, так что, хотя завтра мы прибудем во дворец Чо, никто об этом не упоминает. Вместо этого мы обмениваемся шутками и историями о доме, обсуждаем всякие мелочи. После ужина Шифу Цаэнь волшебным образом открывает две бутылки какого-то тёмного ликера, которые он обнаружил в первую ночь, обыскивая лодку в поисках припасов. Он спрятал их от всех нас к вящему негодованию Нитты и Бо.
Бросив в мою сторону глубокомысленный взгляд, Цаэнь откручивает пробку с одной из бутылок.
– Я приберегал их на вечер.
– А теперь позволь мне спасти их от тебя, – сердито парирует Бо, хватая бутылку.
Он делает большой глоток, прекращая пить только тогда, когда сестра забирает у него бутылку. Насытившись, она одобрительно причмокивает губами и протягивает бутылку мне, но Цаэнь забирает её у неё раньше.
– У Леи завтра утром тренировка, – хрипло говорит он. – Важно, чтобы у неё была ясная голова.
Я пристально смотрю на него. По собравшимся проходит волна напряжения.
– Цаэнь, – тихо предупреждает Меррин.
– Нет, – говорю я, поднимая руку. Я поворачиваюсь лицом к Шифу. – Ты прав. Мне нужно сохранять ясную голову, и это именно в этом мне и поможет пара глотков.
– Это тебе поможет только согреться. Со всем остальным будут проблемы.
Майна кладёт руку мне на плечо.
– Леи... – бормочет она.
Я мотаю головой. Хотя голос срывается от гнева, в то же время в глазах блестят слёзы, и я внезапно чувствую себя нелепо. Мне стыдно за то, что я расстроена, и я не совсем понимаю почему.
– Ну, мне нравится, как оно меня успокаивает, ясно? – огрызаюсь я. – Что тут плохого? Неужели нельзя насладиться тем, как уходит весь негатив – все эти мысли и ужасные воспоминания...
Я резко обрываюсь, щёки пылают от того, что я наговорила. Остальные смотрят на меня с таким же печальным видом. Вода слабо плещется о борта лодки. В тишине потрескивают факелы.
– Мы понимаем, Леи, – мягко говорит Нитта. – Никто тебя не осуждает.
– Пойдём, любовь моя, – Майна берёт меня за руку.
Целуя меня в мочку уха, она помогает мне подняться на ноги и ведёт по каюте в заднюю часть корабля. Позади нас раздаются голоса остальных, бессловесный гул. Вдали от света фонаря море простирается тёмным ковром блестящего кобальтово-чёрного цвета. Всё странным образом застыло: вода, воздух, даже облака, казалось бы, зависшие в полёте. Без звёзд поверхность океана кажется твёрдой и плоской, как толстый стеклянный лист, по которому можно кататься на коньках.
Майна увлекает меня под карниз каюты. Она ждёт некоторое время и нарушает тишину:
– Ты сказала там...
Я киваю, избегая её взгляда.
– Они тоже преследуют меня, – признаётся она. – Всё время. С ним, – она глубоко вздыхает. – Но надо найти более здоровые способы борьбы с ними.
Я завожу руку ей за голову, пальцы путаются в её густых волосах.
– Мы что-нибудь придумаем, – говорю я.
И когда я вижу, как её бархатно-карие глаза смягчаются желанным пониманием, я наклоняюсь вперёд и касаюсь своими губами её губ.
Мы с Майной растворяемся в объятиях друг друга, растворяемся в тени под карнизом, и постепенно остальные мысли исчезают. Не просто мысли, а сама способность мыслить. Память и страх. Каждый неприятный момент из прошлого. Мы целуемся, ласкаемся и дышим в унисон, и я становлюсь чисто чувственным существом, населяющим каждый дюйм своего тела. Я – удовольствие и любовь. Я – желание и потребность. Я – Леи, а Майна – это Майна. Мы двое – не Бумажные Девушки и не воины, застигнутые в последние мирные минуты перед войной, а просто две девушки, охваченные любовью и страстью.
Мы – кожа и огонь. Мы – учащённое сердцебиение и жидкое наслаждение.
И, по крайней мере, на какое-то время, мы свободны.
Потом мы садимся бок о бок, спиной к стене каюты, смотрим в бархатную темноту. Как и в ту первую ночь на судне, пульс учащается, но на этот раз на это есть веская причина — самая лучшая причина, — и я наслаждаюсь этим. После стольких лет заниматься любовью с Майной подобно исцелению, будто я рождаюсь заново.
Внезапная вспышка воспоминания вырывает меня из зоны комфорта.
Король. Та ночь с ним, полная противоположность занятию любовью и перерождению – будто у меня украли любовь, вырвали её прямо из души.
Как будто меня уничтожили.
Я закрываю глаза и делаю долгий выдох, представляя, как воспоминание уходит вместе с дыханием. Свет – внутри, тьма – прочь.
Когда я снова открываю глаза, Майна подносит руку ко лбу и проводит пальцем по неровной линии пересекающего его шрама, почти скрытого линией