Княжна Екатерина Распутина - Ольга Токарева

Я сглотнула, силясь привстать и отпрянуть, но спина уперлась в нечто твердое. Оглянувшись, я поняла, что прижата к покосившемуся забору. Значит, я нахожусь на окраине какого-то заброшенного поселения. Людей не видно, но это и понятно — наверняка все попрятались от чудовищ. Не успела я додумать эту мысль, как ко мне приблизилась «лента».

— О! — произнесла она, протягивая мне камень.

Ее попытка заговорить повергла меня в новый шок. Я, тряхнув головой, вжалась в шершавые доски, боясь даже взглянуть на то, что она мне предлагает.

— О! — не сдавалась она, настойчиво протягивая камень. — С-с-с… Ка-а-а, — вырвалось из ее маленького рта. Затем она зажала камень пальцами и повернула его к угасающему закату.

И страх мой мгновенно отступил, когда я увидела, как камень вспыхнул, заиграл переливами неземного голубого света. Прежде, в полумраке, я не разглядела его красоты, ведь он казался почти черным.

— Какой красивый… — вырвалось у меня невольно, и на губах расцвела улыбка.

— О! Класивый, — повторила за мной «лента», извлекла из себя еще два камня, повертела их в руках и положила к моим ногам. — Ня.

Я сглотнула, осторожно взяла камни, вытерла их о подол своего старенького грязного платья и, с искренним восхищением, прошептала: «Спасибо…»

Человек, вечный пленник инстинкта выживания, всегда ищет пропитание, опору. И я, повинуясь этой древней программе, а может, старенькому платью на мне, первым делом подумала о невероятной стоимости этих камней. Они мерцали, словно осколки застывшего света, ограненные самой природой, напоминая диковинные алмазы. Странное тепло, исходящее от них, обволакивало ладони.

— Где ты их взяла? — вопрос сорвался с губ, наполненный удивлением, адресованный существу, к которому я невольно обратилась как к девочке. Быть может, виной тому ее образ — «лента», женское начало, растворенное в самом названии.

— О… Тямь, — сказала она, указывая рукой на монстра, а ее лепет был похож на разговор маленького ребенка.

Я сразу напряглась, понимая, что камней три и, значит, если бы не это загадочное создание, то меня давно бы не было в живых.

— Ты меня спасла… Спасибо, — прохрипела я, ощущая обжигающий жар слез, хлынувших из глаз.

— Ню-ю-ю, — протянула «лента», и на ее плоской мордочке, словно по волшебству, проступили брови, сдвинутые в печальном унынии и сильно напоминающего в этот момент грустного смайлика.

Обрывки человеческой речи заставили меня насторожиться, словно дикого зверька, учуявшего опасность. Сердце забилось в исступлении, смешивая страх с мучительным любопытством. На какую неведомую планету забросила меня судьба? Похожи ли местные обитатели на людей, или же здесь правят бал чудовища, подобные тем, что пали от «ленты»? А вдруг они разумны, способны к речи, как эта удивительная субстанция, впитавшая мой язык за считанные мгновения? И если мы уничтожили их сородичей, какая кара нас ждет?

— Ваше сиятельство! — мужской голос, прозвучавший совсем рядом, чуть не заставил меня вновь разрыдаться от счастья — я слышала родную речь! Но тут же чуть не вскочила, охваченная тревогой за «ленту».

— Это люди, — зашептала я, пытаясь объяснить ей. — Их нельзя убивать… Они такие же, как я. Но любой человек страшится непознанного. Тебе нужно спрятаться. Никто не должен увидеть тебя в таком обличье. Помнишь, как нас убили? Может случиться непоправимое. Люди могут испугаться и уничтожить нас. Только вот сомневаюсь, что мне подарят еще одну жизнь… А что будет с тобой, я не знаю. До сих пор не понимаю, как ты перенеслась вместе с моей душой в тело этой девочки. Она… она умерла.

«Лента» внимательно выслушала меня и, качнув своей плоской головой, растворилась во мне. Не зная, что меня ждет впереди, я сжала в кулаке добытые камни, закрыла глаза и приготовилась к неизвестности.

— Ваше сиятельство, — прозвучал знакомый голос, полный тревоги. — Поберегли бы себя. Рана-то какая на боку…

— Яким! Хватит причитать, царапина, да и кровь уже остановилась. Ты лучше скажи, куда монстры побежали? Грубый баритон второго мужчины заставлял сердце замирать, я ловила каждое его слово. — Та-а-к, — протянул он, в голосе прозвучало явное изумление. — Говоришь, монстры бежали? Да видать, добегались, — усмехнулся он.

— Это кто же их так⁈ — в разговор вмешался молодой голос, полный изумления.

Любопытство взяло верх, и я открыла глаза. Возможно, это была наивная дерзость девочки, в чьем теле я оказалась.

— Ничего себе! — не скрывал он потрясения. — Кто же это с ними так?

— Не знаю, — покачал головой крепкий мужчина лет пятидесяти. В его черных волосах и бороде серебрились первые седины, лицо было хмурым, но сосредоточенным. От него веяло силой и уверенностью.

— И живых никого не ви… — молодой человек осекся, встретившись со мной взглядом. — Хотя… Бать… Кажется, одна выжившая есть, — произнес он, направляясь ко мне. — Ты кто такая⁈ — спросил он, удивленно присаживаясь на корточки. Я молчала, не зная, что ответить. В памяти лишь мое имя и больше ничего. — Хм… Молчит? — удивился он.

— Ох и дурень же ты, Яромир, хоть и сажень у тебя в плечах, — укоризненно произнес ему отец. — Девчонка чуть жива, а ты ее расспросами донимаешь.

— Да я ж не просто так, — промолвил Яромир с улыбкой, и в темно-карих глазах заиграли добрые искорки. Он бережно отложил в сторону свой грозный меч и, достав из кармана конфетку, протянул ее мне: — Бери, малая, не стесняйся.

При виде конфеты во рту мгновенно забурлила слюна, и меня пронзило осознание, насколько же я голодна. Бедная девочка, она, кажется, забыла вкус еды. Рука взметнулась сама собой, разжалась, выпустив голубые камни, и я, словно дикий зверь, схватила конфету и, не разбирая, запихнула ее в рот вместе с оберткой.

Нестерпимый стыд обжег меня, но голод опередил разум. Слезы хлынули из глаз, рот наполнился горьковатой бумагой и тающим шоколадом. Нужно было выплюнуть эту гадость, но я не могла заставить себя. Чтобы жить, человеку необходимо питаться, иначе его ждет неминуемая гибель.

— Интересно, из какой же семьи эта девчонка? — поинтересовался отец Яромира, не скрывая презрительной гримасы. — Ее будто месяц не кормили.

— Да кто их, деревенских, разберет, у них там мал мала меньше, — проворчал третий мужчина, лет шестидесяти, а может и