Княжна Екатерина Распутина - Ольга Токарева

Долго ворочалась я в ту ночь, сон бежал прочь, уступая место жгучим видениям: горячее тело Дмитрия, опаляющее дыхание, словно клеймо на коже. Что-то древнее, забытое, пробудил во мне этот наследник рода, имя чему — томление. Возможно, виной тому — душа, накопившая мудрость, заточенная в хрупкой оболочке юной девы. Неосознанно тянуло меня к нему, зрелому, сильному. Разум твердил: он женат, и я для него — лишь дитя. Куда мне? Пятнадцать лет — возраст невинности. Да и не было в мыслях крамолы, лишь жажда тонуть в глубине его серых глаз, упиваться совершенством мужественного профиля, силой, что дышала в каждом движении крепкого тела".

— Опять мечтаешь? — пропищал Хромус, бесцеремонно восседая у меня на плече.

Я благодарно вздрогнула, будто очнулась от наваждения. Первая любовь, словно буря, ворвалась в мою жизнь, не спрашивая разрешения, и имя ей — Дмитрий. Вся душа, все мысли были захвачены вихрем новых чувств. Тяжело вздохнув, я машинально провела рукой по мягкой шерстке зверька, но Хромус вдруг взвился, заголосил, задергал лапками, болезненно впиваясь ноготками в кожу.

— Какая вкуснятина… Ты только посмотри! Посмотри!

Я растерянно огляделась, ища взглядом оброненный сафир — Хромус обожал эти камни энергии, — но меня тут же одернули.

— Да куда ты смотришь, ходячее недоразумение? Вперед смотри, да внимательней!

И точно, прямо на нас, бесшумно катясь по плитам аллеи, надвигалось инвалидное кресло. В нем сидел мальчик лет тринадцати. Его неестественно безвольная поза, скрюченные пальцы, пустой, словно выцветший взгляд не оставляли сомнений: судьба жестоко обошлась с этим ребенком.

Миловидная кареглазая шатенка с пухлыми губами катила коляску, словно везла драгоценную ношу. По левую сторону, не отставая, шла девушка лет двадцати, в чьей прямой осанке и гордом взгляде безошибочно угадывалась аристократка. Разница в их нарядах была разительной: на шатенке висело неприглядное пальто мышиного цвета, словно позаимствованное у тени, в то время как русоволосая дева была окутана легким, сшитым по последней моде плащом глубокого синего цвета. Маленькая шляпка кокетливо сидела на ее волосах, перчатки облегали тонкие пальцы, а сумочка и сапожки на каблучке завершали образ, полный изящества. Аккуратный носик, алые, словно нарисованные, губы и широко распахнутые большие голубые глаза, в которых плескалась тихая печаль, то и дело обращались к коляске. Взгляд, полный невысказанной любви и тревоги, был адресован брату — догадаться об этом было несложно, ведь они были удивительно похожи. Только его красоту безжалостно сжигала изнутри болезнь, оставляя лишь тень прежнего великолепия.

— Да куда ты всё смотришь⁈ — проворчал Хромус, продолжая недовольно тыкать лапкой в мою щеку. — Ты на его голову посмотри!

Послушно исполнив его просьбу, я дернула плечами, так и не понимая, чего он добивается.

— Вруби уже некродар.

Пришлось подчиниться. Давно я не видела друга таким взбудораженным. Открывшаяся картина заставила меня застыть, челюсть предательски поползла вниз, словно налилась свинцом.

На этот раз мы увидели не кляксу из разлома, а нечто зловещее, сотканное из самой тьмы. Это порождение кошмара напоминало химеру паука и мухи, чьи лапки, казалось, намертво впились в череп ребенка, словно когти демона. Множество глаз, усеивавших лохматую спину, вращались в безумном хороводе, выискивая жертву в полумраке. Вместо рта у твари виднелись лишь два длинных, пульсирующих хоботка, которые, словно пиявки, присосались к вискам мальчика, медленно вытягивая из него жизненную силу.

— Это… то, о чем я думаю? — прошептала я, ошеломленная открывшейся картиной.

— Если ты думаешь о проклятье, то да, это оно и есть, — подтвердил Хромус мою худшую догадку. Его взгляд, казалось, притягивало к чудовищу. — Хочу… хочу эту вкусняшку, — прошипел зверек, нервно подергивая лапкой. — Бегом за ту ель! — указал он, и я, не раздумывая, бросилась выполнять его приказ.

Едва я успела нырнуть под лохматые, колючие лапы елей, как замерла, пораженная вновь. Зверек словно растекся по мне, окутывая, облекая в человеческое естество. Я стала марионеткой в его руках, вернее, матрешкой, облаченной в чужую оболочку.

— Прости, Кисс… Некогда, — бросил он, выныривая из изумрудной тени ветвей и устремляясь к коляске. — Какая прелесть! — воскликнул он с неподдельным восторгом, занося руку над головой мальчика, но тут же отдернул ее, услышав взволнованный вопрос:

— Вы кто⁈

— Я леди Кисс, — провозгласил он и, не удостоив никого взглядом, вцепился в проклятье, потянув на себя.

Раздался встревоженный визг, настолько пронзительный, что я невольно задалась вопросом, каким же органом это существо производит звук, режущий слух, словно осколком стекла. Проклятье, казалось, намертво вцепилось в свою жертву.

Решение созрело мгновенно. Пропустив некроэнергию через руку Хромуса, я обрушила на тварь разряд черной молнии, угодивший точно в центр головы. В то же мгновение лапки проклятья разжались, а хоботки безвольно повисли, словно плети мертвых лиан.

Хромус, с довольным урчанием, поднес мертвое существо к губам и жадно втянул его в себя. Зрелище было отвратительным до тошноты.

— Да что ж вы творите⁈ — вскрикнула аристократка, обходя коляску. Присев возле брата, она встревоженно вглядывалась в его лицо, но тут же вскочила, пораженная увиденным.

Девушка, до этого безмятежно катившая коляску, теперь задыхалась, лицо ее пылало неестественным румянцем. Она жадно ловила воздух, ее посиневшие губы то и дело изрекали: «Я не виновата… Не виновата… Мне приказала Рина Георгиевна». В одно мгновение глаза шатенки закатились, и она рухнула на землю, тело ее содрогнулось в судорогах и замерло.

Хромус, принявший облик леди Кисс, склонился над телом. Я, проанализировав состояние несчастной, увидела черноту, расползающуюся по ее легким и мозгу. Вердикт был однозначен: мертва.

— Что происходит? — прозвучал тревожный голос незнакомки. Она озиралась по сторонам, пытаясь найти источник опасности, ища помощи. В ее взгляде читался неподдельный ужас перед незнакомой леди, словно она видела перед собой само воплощение смерти.

— Простите за вмешательство, но я не могла пройти мимо, — спохватился Хромус с виноватой улыбкой. — На вашем брате лежало проклятье, и я избавила его от этой ноши. Взгляните сами на него.

Девушка и, как бы странно это ни звучало, я под личиной леди Кисс устремили взгляд на мальчика, завороженно наблюдая, как проясняется его лицо и в глазах рождается понимание окружающего мира. Прошло, казалось, несколько мгновений, и он посмотрел на сестру. По щекам