Когда родилась Луна - Сара А. Паркер

Но это не так.

Лунные осколки бывают самых разных оттенков, в зависимости от того, от какого упавшего зверя они откололись. Большинство из них выкапывают те, кто работает в шахтах, ― это следы лунопадов давно забытых времен.

С тех пор как мы начали записывать нашу историю на свитках, было зафиксировано всего три лунопада, и каждый из них произошел сравнительно недавно.

Молодой саберсайт, которому едва исполнилось три фазы, упал на Болтанских равнинах. Молтенмау, достаточно большой, чтобы разрушить кусок стены, поднял в небо облако пыли и песка, которое было видно аж из Гора. И мунплюм… первый упавший более чем за миллион фаз. Возможно, и дольше.

Это чудовище было немаленьким, и падение далось нелегко.

Не обошлось без кровавых последствий.

Серебристый, как ленты Авроры, этот зверь сиял светом тысячи лун, пока гравитация не ослабила свою власть над ним. Затем он упал, разлетевшись на множество осколков и создав в Тени кратер такой величины, что в его глубине мог бы разместиться целый город.

По крайней мере, мне так говорили.

Я видела его осколки раньше, в месте, где меня переделывали больше раз, чем я могу сосчитать, ― эти великолепные осколки были единственной формой блеска, которая не причиняла мне боли.

Не знаю, зачем Каан собирает осколки упавшего мунплюма, сорвавшегося с небес более двадцати фаз назад, но чутье подсказывает мне, что этот секрет лучше оставить в его кожаной сумке.

Только по этой причине я позволяю тишине одержать верх.

ГЛАВА 34

Стоя по другую сторону разделочного стола, Каан сосредоточенно помешивает суп и превращает одну из чешуек Райгана в клинок, срезая с него полумесяцы с помощью инструмента с круглым наконечником.

Наверное, удобно иметь под рукой чешую саберсайта, ведь большинство клинков из драконьей чешуи сохраняют свою режущую кромку вечно. К тому же они легче и прочнее любого металла, если им придать правильную форму ― именно поэтому у меня их так много, несмотря на их высокую цену в Сумраке. Было.

Было много.

У Рекка, наверное, теперь большая их часть, черт возьми. Жду не дождусь, когда смогу запихнуть один из них ему в глотку так глубоко, что он подавится.

Каан осматривает свой самодельный клинок со всех сторон, распущенные волосы падают ему на лицо. Его черная туника закатана до локтей, обнажая шрамы на мускулистых, покрытых венами, предплечьях, половина пуговиц расстегнута, открывая взгляду мощные грудные мышцы, напрягающиеся при каждом нажатии на его инструмент. Еще один полумесяц размером с ноготь большого пальца откалывается от чешуи и падает в большую глиняную миску, над которой он работает.

Я перевожу взгляд на кастрюлю с булькающим супом, из-под подрагивающей крышки которого вырывается пар…

Убить его с каждым часом становится все труднее.

Мне показалось странным, что с ним не было ни одного воина с бусинами стихий. Никакой свиты. По крайней мере, в той части его путешествия, которую он разделил со мной. Хотя я начинаю думать, что ему просто не нужна защита. Возможно, он настолько уверен в своих силах, что лишние тела для него ― ненужный багаж, который он не хочет таскать с собой.

Мой взгляд падает на его сумку…

А может, он просто решил путешествовать инкогнито, потому что не хочет, чтобы другие знали, что он собирает лунные осколки.

В любом случае, он знает, как сделать чертовски хороший клинок.

Я бросаю на него еще один взгляд, и меня охватывает зависть, когда он кладет красивое оружие в чашу с лишними осколками и ставит все это на дальнюю скамью, подальше от меня.

Умный король-тиран.

Он подходит к печи и поднимает крышку над нашим блюдом, выпуская пар, который разгоняет, помешивая ароматное варево деревянной ложкой, а затем зачерпывает немного бульона, чтобы подуть на него. Он подносит край ложки к губам и пробует.

В животе у меня урчит, и я кашляю, пытаясь заглушить звук, но не раньше, чем Каан поднимает бровь и бросает на меня взгляд, который я игнорирую.

Хотелось бы мне не быть такой голодной. Кажется неправильным принимать еду от того, кого я в конечном итоге собираюсь убить. И обезглавить. Просто на всякий случай.

Он наливает суп в две глиняные миски, и над каждой из них поднимаются густые клубы пара. Мое нутро издает еще один булькающий звук, щеки пылают, когда он кладет медную ложку в миску и подвигает в мою сторону. Вторую он кладет справа от меня, опускается на табурет рядом со мной и начинает есть.

Мой взгляд мечется между его профилем… моей миской… моей ложкой… моими связанными веревкой запястьями…

Точно.

Я неловко сжимаю ложку и обнаруживаю, что если я наклоню руки вправо, то смогу зачерпнуть суп под таким углом, который должен быть доступен моему рту.

Наверное.

Я зачерпываю немного из миски, наклоняясь вперед.

Мои пальцы путаются, расплескивая суп повсюду.

Стиснув зубы, я пробую еще раз, на этот раз наполовину донеся ложку до широко открытого рта с высунутым языком, а потом она выскальзывает, забрызгивая мои руки и грудь супом.

Ложка со стуком падает на пол вместе с остатками моего терпения.

Я пытаюсь встать с табурета, но Каан хватает меня за плечо, удерживая на месте.

― Я подниму…

Я поворачиваю голову и впиваюсь зубами в его предплечье так быстро, что едва успеваю заметить, как это происходит. Пока во рту не появляется вкус его крови, а он не поднимает меня на ноги и не прижимает к стене, зажав свое бедро между моими. Мои руки подняты над головой, а его рука обхватывает мою челюсть.

Наши тела прижаты друг к другу, дыхание вырывается сквозь оскаленные зубы.

Наши носы и лбы соприкасаются, когда в комнате зловеще темнеет, единственным источником света остается чрево раскаленной печи, отчего Каан кажется нависшей надо мной разъяренной тенью, а его глаза мерцают, как угли, потрескивающие во мраке.

― Хочешь поиграть грубо, Лунный свет? Мы можем. Но только после того, как ты поешь.

― Это приказ, сир?

Клянусь, в его глазах вспыхивают красные искорки, а тело прижимается ко мне с огромной силой. Слишком горячо.

Недостаточно горячо.

― Есть разница между тем, чтобы о тебе заботились, и тем, чтобы тобой командовали. Знай это.

Я невесело усмехаюсь, вздергивая подбородок.