Я буду твоими глазами - Александра Неярова

Ярые мужи-защитники пришлись по нраву Златояру. Потому и он отнёсся к ним с должным уважением.

– Признаю, Горян, наворотил я дел и сожалею, – тихо произнёс, склоняя перед старостой голову, не отступая под грозным взглядом отца возлюбленной.

В собравшейся толпе ахнули. Где это видано, чтобы сам князь склонил голову перед простым мужем, признавая того, как равного себе!

А Горян и бровью не повел, внешне не выдавая своего смятения, пусть и удивило его это. Стоял по-прежнему на пути князя неприступной скалой, закрывая грудью своих женщин.

Златояр добро, светло улыбнулся.

– Вину свою признаю, Горян. Ослеплённый гордыней был, не ценил дар твой. Ныне же молю о прощении не только тебя, но и дочь твою – скрылась Верея от меня. По свету я искал её, слонялся и вот наконец, нашёл. И в сей час пришёл я просить не только её руки, но и твоего благословения, – протянул старосте руку крепкую. – Княгиней она моей будет. Дары с собой привёз вам.

Кивнул на ящики в телеге за забором. Охнули в народе впечатлительные бабы и завистливые немужние девицы, что сплетни злые о Верее распускали по селу.

С плохо скрываемой усмешкой покосился староста на протянутую руку.

– Княгиней значит, – повторил задумчиво. По толпе пробежался взглядом и остался доволен. Утëр брошенными словами князь носы пакостным кумушкам. – Давайка спросим, что скажет на это она. Дочка?

– Батюшка, сердце моё выбрало Златояра, – мягко произнесла Верея, стоявшая всё это время позади него, как на иголках. На цыпочки привстала и робко шепнула Горяну, дабы слышали только родичи: – И дитя наше – знак того, что воля богов на нашей стороне.

Ждан, названный брат Вереи, до этого молча наблюдавший за действом, шагнул вперёд.

– Бать, – сказал он, – князь доказал мудрым поступком твёрдость своих помыслов. Думаю, не стоит более держать обиду.

А приёмная мать Даяна, рассудительная женщина с добрыми глазами, подошла к Горяну и положила руку мужу на плечо.

– Вижу я, что князь кагоярский искренне раскаивается, – тихо произнесла она. – Дай им шанс, Горян. Любовь – дар богов, не стоит противиться ей.

Долго молчал Горян, взвешивая слова, сверлил взглядом виновника горьких слëз Вереи. Бороду поскреб, тяжело вздохнул и буркнул:

– Пусть будет так. Но помни, князь: коли снова обидишь мою дочь – не пощажу, не спасут тебя ни титул, ни дружина твоя.

Златояр кивнул, внимая угрозе.

– Клянусь честью рода своего, что отныне и вовек Верея будет княгиней моей. Не обижу, лебедушку свою никогда, – заверил твёрдо, выдержав давящий к земле взгляд старосты.

Горян кивнул, принимая клятву, и они наконец-то примирительно сцепили руки.

– Благословляю вас… дети мои, – суровый голос хозяина терема дрогнул при конце. И отец отступил в сторону, приглашая Златояра в дом, но прежде князь обнял свою любую.

В тот же вечер в Калиновке устроили праздник. Весть о свадьбе князя со светлокосой ведуньей быстро разлетелась по округе, всполошив люд.

Глава 21

Погостив пару дней в остроге, Златояр и Верея вскоре отправились в княжеский град. Скрепя сердце Горян с Деяной отпустили названную дочь, которая за эти годы стала им родной. Благословили их в путь, пообещав прибыть на пир.

Златояр не позволил ехать Верее самой верхом на лошади, деревенские жители сани им в дорогу снарядили, да украсили яркими лентами и звонкими бубенцами. Во главу тройки запрягли смоляного коня Ягини, один из гриднев взялся за поводья.

А златокосая зазноба – невеста князя рядом с ним на мягкой теплой подстилке из шкур сидела. Обнимал Златояр её бережно на протяжении всего пути с остановками на отдых, оберегал чересчур, словно веда хрупкая драгоценность.

Так оно и было! Ценнее девы для него нет на всём белом свете.

Князь подоткнул меховой полог шубейки, чтобы ни один сквознячок не коснулся любой. В ответ на это Верея благодарно потёрлась о его плечо, ладонями в рукавицах локоть мужской крепче обхватила.

Выехали они из заснеженного соснового бора, ведунья взгляд опечаленных глаз вдаль за холмы обратила. Страшно Верее было возвращаться в Кагоярское княжество.

Изо всех сил она прижималась к своему суженому, пытаясь найти защиту на могучей груди, но каждый шаг тройки лошадей отзывался нарастающей тревогой в сердце.

Скоро, очень скоро покажутся стены из бревенчатого сруба и камня Кагояра града. И вот взобрались они на самый высокий холм, отсюда как на ладони виднелось великое словенское городище. Отстроили краше прежнего княжество за лето и осень минувшие.

Дым, поднимающийся над теремами, сгущался в небе туманным смогом, ластился пологом под серыми снеговыми тучами. Расчищенная дорога извилистой полосой сбегала из леса прямо до громоздких распахнутых ворот крепости.

Ближние веси раскинулись на белесом просторе. Из крыш изб под снежными шапками и валил тёмный курчавый дымок, топил народ печи, время зимы как никак пришло. Суровая пора холодов, морозов, да хороводов и отдыха народу от труда.

Вон как ребятня с девицами и молодцами в снежки на улочках резвились, да на санках катались поочередке. Эхо заливистый смех аж сюда доносило. И не скажешь, что недавно скорбящий плачь почти в каждом доме слышался, мор многие невинные жизни повыкосил.

Народ пытался жить дальше, а память горя по близким в сердцах хранил.

Верея задрожала от жалящих душу воспоминаний. От тягостных дум и переживаний. Как встретит её Совет бояр? Разве примет её, безродную девицу, знать? Признает ли княгиней?..

Хотела бы она верить, что всё обойдется, однако шибко на это не надеялась.

– Чего пригорюнилась, Вереюшка? – Чуткий Златояр прошёлся пятерней по плату, не прикрывающему косы, и спине девичьей. К боку своему теснее привлек.

Притихла она под его рукой, а на щеках вспыхнул румянец, быстро же князь раскусил её настрой.

– Не примет меня Совет бояр. И… батюшка твой.

– Совет примет ту, которую Лада благословила. Недовольным я споро языки укорочу, – громыхнул над ухом сурово. – А Буревой ждёт тебя, примет, как дочь, отбрось сомнения.

– Я ведь простой крови, любый… –возразила тихо, пряча замёрзший нос в вороте кафтана.

Макушки поверх расписанного вышивкой плата коснулся поцелуй. Златояр сказал твёрдо:

– Верь мне. И ничего не бойся.

Верея старалась верить, и чем ближе они подъезжали, тем крепче становилась в сердце надежда, что худшее обойдётся.

Караульные в башнях завидев