Ее бешеные звери - Э. П. Бали

Когда я возвращаюсь, Аурелия не просыпается от прикосновений влажной мочалки, а первобытный ублюдок во мне низко и громко мурлычет от удовольствия, что мы моем нашу Регину. Ему нравится, что мы прикасаемся к ней, ласкаем так нежно, как она того заслуживает.

Всего лишь гигиена, мы все время учим этому студентов. Часть учебной программы. Это первое правило Академии. Студенты должны соблюдать чистоту.

Я прикрываю ее, когда раздается видеозвонок. Это Рубен с мрачным лицом.

— Босс, взгляните на это.

Он переключается на внешнюю камеру, и то, что я вижу, окрашивает мое зрение в красный цвет.

— Пахнет драконом, — говорит Рубен, как будто я не вижу четыре дымящихся груды пепла и несколько блуждающих языков красного пламени над ними. Я сбрасываю вызов, прежде чем успеваю швырнуть телефон в стену.

Я так взбешен, что не могу использовать нашу новую телепатическую связь. Я набираю номер Косы, и тот берет трубку после второго гудка. Он уже должен был вернуться.

— Соедини меня с Ксандером прямо сейчас, или, клянусь Диким Богом, вы все, блядь, покойники.

Глава 37

Аурелия

Когда я просыпаюсь, то обнаруживаю себя в большой роскошной кровати с шелковыми простынями, которые точно не мои. Все это не мое.

Я резко открываю глаза и вижу только черное. Черные простыни на двуспальной кровати и льва, который сидит в кресле у двери в спальню, как можно дальше от меня.

— Что?.. — спрашиваю саму себя.

Лайл тяжело вздыхает, и это слишком похоже на звук самобичевания.

— Я принес тебя сюда, — признается он, не глядя на меня и сжимая подлокотники до побелевших костяшек. Такое ощущение, что он раскаивается. — Какое-то время я спал рядом с тобой. Я… обнимал тебя.

Внезапно он встает, словно в ярости, и пристально смотрит в стену, будто думает о чем-то ненавистном.

— Не знаю, какое безумие на меня нашло.

Я замечаю плавность его движений, то, как он перемещается в пространстве, словно его тело состоит не из крепких, жестких мышц, а из шелка.

— Мы оба знаем, что на тебя нашло, — тихо говорю я, крепче сжимая в кулаках мягкую ткань, которая меня окружает. — То же самое, что побудило меня прийти сюда на днях.

А что касается меня? Я нисколько не жалею о своих поступках. Я позволяю знанию об этом оставаться там, в зияющей пустоте между нами.

— Я знал, что Кристина что-то замышляет, — он проводит рукой по распущенным волосам, что для него нетипично, уставившись на дверь спальни, как на своего злейшего врага.

Я никогда не видела его таким. Даже когда он без раздумий убивал змей-ищеек моего отца, еще до того, как я появилась здесь. Даже когда он много раз злился и раздражался из-за меня. Никогда не видела, чтобы он терял дар речи. Никогда не видела его… потерянным.

Что-то еще не совсем так, как должно быть. Я смотрю вниз и вижу, что одета в одну из его рубашек. Под ней мое платье, так что, к счастью, он не снимал его и не видел мои раны, но от меня пахнет мужским гелем для душа, а кожа на лице, шее и груди мягкая и чистая, как…

— Ты… — шепчу я в шоке. — Ты…

Он натянуто кивает.

— Помыл тебя? Да.

По моим ногам пробегает дрожь.

— Почему? — снова шепчу, прижимая рубашку к груди и гадая, уместно ли будет понюхать ее.

И тут я вспоминаю, что лизала руку этого мужчины.

— Ты была вся в крови, — отвечает он. — В твоей собственной. И это не помогало… справиться с ситуацией.

Он поворачивается, чтобы посмотреть на меня, янтарные глаза опускаются к моей шее, как будто он заново это переживает. Осознание приходит с толчком в живот. Ему было невыносимо смотреть на мою кровь. Он не смог устоять перед желанием привести меня сюда, в безопасное и уединенное место, укрыть меня и вымыть. Тепло разливается по моей груди, а вместе с ним и что-то более пугающее.

— Спасибо.

На его лице написано: ты серьезно?

На моем: да, блядь, абсолютно.

В конце концов, у меня бы не хватило сил сделать это самой. И хотя сейчас мои силы все еще на исходе, отчаянное истощение, которое было раньше, отступило.

— Где Генри? — спрашиваю я.

— Он госпитализирован для проведения расследования, — говорит Лайл, по-прежнему не глядя на меня. — С ним Юджин.

Испытав облегчение, что оба моих малыша в порядке, я пытаюсь расчесать птичье гнездо, в которое превратились мои волосы.

Лайл продолжает:

— Я хочу знать, чем они его усыпили. И…

Его глаза следят за движениями моих рук, пока я распутываю узлы в своих длинных черных локонах.

— И? — подсказываю я.

Лайл моргает, словно выходя из оцепенения, и я не могу сдержать удовлетворения. Его лицо становится мрачным, почти пугающим в своей ярости. Но это направлено не на меня. Я знаю, что в глубине души Лайл в бешенстве из-за того, что на его Регину напали.

Моя анима трепещет у меня в животе. Возбуждение разливается по моим венам, медленно и интенсивно.

— И мне нужно знать, что произошло, Аурелия, — говорит Лайл с едва сдерживаемым гневом. — Ксандер не говорит мне ничего, кроме очевидного.

— Вот ублюдок, — я не забыла, что он бросил меня там. Вероятно, именно по этой причине он не хотел ничего рассказывать Лайлу.

Мой лев хмурится, как будто хочет отчитать меня за использование плохого слова.

Только попробуй, говорит ему мое лицо.

Я позволю тебе на этот раз, говорит он своим.

Боже, он такой горячий, когда злится. И злится из-за меня? Я потираю бедра друг о друга, чувствуя пульсацию клитора. Интересно, видит ли он мои затвердевшие соски через рубашку.

Его рубашка.

Это начинает компенсировать то время, когда он отправил меня на казнь. «Начинает» — здесь ключевое слово.

Моя анима воркует для него, и внезапно я не выдерживаю расстояния между нами.

Я откидываю одеяло и опускаю ноги на мягкий ковер. Осторожно поднимаюсь и, к своему удивлению, не чувствую головокружения, а ощущаю только тепло и покалывание. Я неторопливо отхожу от кровати.

Он не сводит с меня глаз, пока я сокращаю расстояние между нами. Кажется, будто между нашими телами проносится электрический разряд, резкий и обжигающий, но в то же время приятный и сладкий. Ощущение только усиливается, когда я останавливаюсь в нескольких сантиметрах от него и смотрю ему в лицо. Я сдерживаюсь, чтобы не протянуть руку и не коснуться его, вместо этого хватаясь за край рубашки, свисающей до бедер.

— Ты