Ее бешеные звери - Э. П. Бали

Мое тело тянется к нему, качнувшись навстречу, поддаваясь его мощному соблазну.

Руки хватают меня за бицепсы, крепко сжимая, чтобы остановить мое продвижение. Возможно, чтобы остановить и себя тоже. Мне нравится смотреть на него, и я знаю, что желание ясно читается на моем лице. В моем запахе. Но подождите. Все мои щиты подняты, и он вообще не может меня учуять.

Поэтому я опускаю свой обонятельный щит.

Зрачки Лайла Пардалия расширяются, и он облизывает губы, его взгляд опускается на мой рот. Клянусь Богиней, мне очень приятно знать, что я его возбуждаю.

— Расскажи мне, что там произошло, Аурелия, — твердо говорит он, глядя не в глаза, а на мои губы. — Все, что мы нашли, — это кучи пепла.

И стул с веревкой. Хотя он даже не может произнести это вслух.

— Лайл, — я тихо произношу его имя. Это ласка. Скольжение кожи по атласу. Внезапно я не могу вспомнить, почему я никогда не прикасалась к нему. Почему мы никогда не целовались. — Я скажу тебе, если ты поцелуешь меня.

Его лицо меняется. Чистая агония мелькает на нем на мгновение, прежде чем сменяется разочарованием.

— Прекрати, Аурелия, — его челюсть двигается вперед-назад.

— Почему? — мягко спрашиваю я, полностью очарованная его подбородком, его ароматом. Руки Лайла крепко держат мои, и я жажду большего. Я хочу, чтобы эти твердые руки ласкали меня всю. Хочу, чтобы он овладел мной с той же страстью, с какой отвергает. Я глубоко вдыхаю. — Ты так хорошо пахнешь.

— Для тебя вполне естественно так себя чувствовать, — говорит он, морщась. Но я замечаю, как его сдерживающая хватка слегка ослабевает.

— Я хочу прикоснуться к тебе, — шепчу я, пытаясь умолять его взглядом.

— Ты не можешь, — но эти руки еще немного расслабляются, и теперь они просто нежно держат меня, пока Лайл пристально смотрит мне в глаза.

Его губы идеального розового оттенка, не слишком тонкие и не слишком пухлые, с идеально очерченным луком Купидона. Мне вдруг захотелось провести по ним языком.

Я не могу оторвать глаз от этих губ, когда говорю:

— Когда я впервые увидела тебя, ты показалась мне похожим на архангела, ты знал об этом? Красивый и такой суровый.

Лайл убирает от меня руки.

— Что? — его голос звучит напряженно и натянуто, как будто он так сильно сжимает свой поводок, что тот вот-вот порвется. Но затем его сила окутывает меня, как в тот день в классе во время урока по регине. Она ласкает мои руки, плечи. Шею.

Даже то, как он произносит слова, завораживает. Резкий или мягкий, его рот всегда идеален. Моя рука поднимается, чтобы коснуться его губ, и ничто, кроме удовольствия, не наполняет меня от мягкости его кожи.

Лайл замирает, и кажется, что он тоже не дышит. Я не могу удержаться и прикасаюсь к нему больше, позволяя своим пальцам погладить сильную линию его челюсти, подбородка, горла. Но чего-то не хватает. Я касаюсь своей шеи и шиплю от боли, порез все еще глубокий. Тянусь к его шее, но он перехватывает мою руку. Это предупреждение.

Но я хочу увидеть это снова. Я видела ее только один раз, и мне нужно убедиться, что она реальна.

Я сбрасываю свой брачный щит. Отбрасываю его, как старую одежду.

На его шее вспыхивает небесный свет, не золотой и не серебряный. Череп с пятью лучами света. Моя анима щебечет от радости.

Лайл отпускает мою руку и отступает на шаг, его глаза расширяются от ужаса, смешанного с благоговением. Уголки его глаз блестят.

— О Богиня, — шепчу я.

Я всегда считала метку красивой. Я всегда считала Лайла красивым.

И то и другое вместе? Зрелище опустошающее.

Ничего не могу с собой поделать. Я осторожно делаю шаг вперед и обнимаю его за шею, поднимаясь на цыпочки. Хочет он этого или нет, но его сила тянется ко мне.

— Лайл, — шепчу я.

Его лицо опускается, и наши взгляды встречаются. Дыхание смешивается.

— Мы не можем, Аурелия, — шепчет он в ответ.

Я касаюсь губами его губ.

— Я знаю.

Его руки обхватывают мои бедра, и я всхлипываю от контакта, которого жаждала так чертовски долго.

— Мы…

Я не даю ему закончить, провожу языком по его нижней губе, пробуя на вкус это мужское высокомерие. Слизываю его нежелание.

Он стонет, прижимая меня к себе, и, словно небеса разверзлись, захватывает мои губы своими.

Я вторгаюсь в его рот языком и зарываюсь руками в его роскошные распущенные волосы на затылке.

Лайл стонет мне в рот, и это ужасающий, доминирующий звук. Он прикусывает мою верхнюю губу, прежде чем провести языком по моим губам, заявляя на меня права. Из моего горла вырывается стон, дыхание прерывистое и полное желания, когда я хватаюсь за его плечи, цепляюсь за его грудь.

Но какой бы агрессивной ни была моя потребность, у Лайла она сильнее.

Регина, претендующая на столь могущественную пару, не может надеяться сохранить господство дольше, чем на мгновение.

И я не хочу.

Я хочу, чтобы он поглотил меня, хочу, чтобы он вторгся в меня. Его сила нарастает, подавляя меня и заставляя волосы на руках вставать дыбом.

Лайл отталкивает меня от себя, и я отшатываюсь, потрясенная и взбешенная тем, что он посмел. Он тяжело дышит, вытирает рот тыльной стороной ладони и смотрит на меня с обжигающим жаром и гневом в глазах. Клянусь, я вижу, как под его кожей мечется бешеное животное, пытаясь вырваться и наброситься на меня.

Его взгляд скользит вниз, где расстегнулось несколько пуговиц, обнажив изгибы моей груди.

Он закрывает глаза, словно борясь с этим, боль на его лице смягчает меня, успокаивает мой гнев, прежде чем его глаза распахиваются, и чистый горячий огонь его взгляда вызывает у меня желание убежать.

И быть пойманной.

На моих губах появляется хитрая улыбка.

— Не надо, — предупреждает Лайл, но его голос едва ли похож на человеческий.

Я бросаюсь к двери, протягивая руку к дверной ручке, но он чертовски быстрый. Лайл хватает меня, разворачивает и вдавливает в стену спальни, прижимаясь всем телом к моей спине. Прижав меня щекой к стене, Лайл наклоняется и шепчет мне на ухо:

— Ты же знаешь, что твой побег делает со мной, — он произносит это слово как ругательство. — Ты уже трижды пыталась сбежать от меня, Аурелия.

Одним плавным движением он разрывает рубашку пополам. Пуговицы разлетаются во все стороны.

— Три раза? — выдыхаю я. Он имеет в виду тот раз, когда отправил меня к отцу?

— Да, — рычит он, стаскивая