Заклятие истинной любви - Стефани Гарбер
О боли в моем сердце.
Ее сердце и правда болело. Джекс был так далеко и одновременно так близко. Его холодные крепкие пальцы все еще сжимали ее горло, а непроницаемый взгляд был прикован к ней. Эванджелина видела в его глазах, что он прикасается к ней в последний раз, в самый последний раз.
Вот и все, что у них осталось.
Джекс не собирался сдаваться. Он уже сдался.
– Как мне заставить тебя понять, – прорычал он, – что наша с тобой история ничем хорошим не закончится? Нам просто придет конец.
– Как ты можешь это знать, если даже не пробовал?
– Пробовал? – Джекс рассмеялся, и смех его прозвучал зловеще. – Эванджелина, это не тот случай, когда я могу позволить себе просто попробовать.
Смех его оборвался, а огонь в глазах погас. Внезапно Джекс перестал быть похожим на бога Судьбы или человека; он скорее напоминал призрака, раковину, которую слишком много раз опустошали и безжалостно выбрасывали в море. И неудивительно: его сердце разбивали снова и снова, так часто, что оно просто утратило способность надеяться и отныне могло только бояться.
– Это тот случай, когда ты можешь воспользоваться шансом доказать, прав ты или нет, и если ты ошибаешься, то попыток больше не будет. Ничего не будет.
Тишина заполнила пространство между ними. Даже листья на дереве не осмеливались шелестеть.
Потом так тихо, что Эванджелина едва расслышала, Джекс сказал:
– Ты была там, видела, что со мной сделал браслет, когда я попытался поцеловать тебя.
В его глазах плескалось что-то похожее на стыд. Эванджелина не знала, как такое возможно, но Джекс выглядел еще более хрупким, чем прежде. Как будто достаточно одного прикосновения, чтобы сломить его. Как будто одно неверное слово разобьет его на тысячу осколков.
– Это самое близкое, что я могу тебе предложить, – прошептал Джекс.
Он погладил ее по шее, и Эванджелина поняла, что через секунду он ее отпустит. Оставит ее, сорвет лист и сожжет свое сердце.
Эванджелина боялась пошевелиться, боялась открыть рот и сказать что-нибудь не то. Ее руки дрожали, а в груди словно образовалась огромная дыра, сквозь которую утекала надежда, исчезая в том же месте, что и надежда Джекса.
Но Эванджелина знала, куда ведет это место, и отказывалась туда идти.
– Я люблю тебя, Джекс.
Стоило ей произнести слово «люблю», как он закрыл глаза.
Эванджелина ощутила прилив надежды. Ей хотелось попросить его посмотреть на нее, но она радовалась и тому, что Джекс не отпускал ее.
– Раньше я часто думала, реальна ли судьба, – мягко продолжила Эванджелина. – Я боялась, что если все и правда предрешено, то у меня не будет права выбора. А потом я втайне надеялась, что судьба существует, что мы с тобой предназначены друг другу и что по какой-то чудесной случайности я стала твоей истинной любовью. Но меня больше не заботят происки судьбы – не хочу, чтобы она решала за меня, чтобы отбирала у меня это право выбора. Я сама приняла решение, Джекс. Я выбрала тебя. И буду выбирать всегда, до скончания времен. Буду бороться с судьбой и со всеми, кто попытается нас разлучить – включая тебя. Ты – мой выбор. Ты – моя любовь. Ты – мой. И ты не станешь причиной моей смерти, Джекс.
– Думаю, уже стал. – Джекс открыл глаза, и из них потекли кровавые слезы. – Отпусти меня, Эванджелина.
– Пообещай мне, что не сожжешь свое сердце, и я отпущу тебя.
– Не проси меня об этом.
– Тогда не проси меня отпустить тебя!
Из его глаз скатилось еще больше слезинок, но он по-прежнему крепко держался за банку.
– Я сломлен. Мне нравится ломать все вокруг себя. А иногда я хочу сломать и тебя.
– Тогда сломи меня, Джекс.
Эванджелина почувствовала, как пальцы у нее на шее напряглись.
– Хоть раз я хочу поступить правильно, поэтому не сделаю того, о чем ты просишь. Я не могу снова смотреть, как ты умираешь.
Слово «снова» царапнуло ее подобно шипу.
– Что значит «снова»?
– Ты умерла, Эванджелина. – Джекс притянул ее ближе, и она почувствовала, как поднимается и опадает его грудь. – Я держал тебя на руках, когда это случилось.
– Джекс… Я не понимаю, о чем ты говоришь. Я никогда не умирала.
– Нет, умирала. В ту ночь, когда ты открыла Арку Доблестей. В самый первый раз я не отправился с тобой. – Он на мгновение замолчал, а затем она услышала в своей голове: – Я не смог сказать прощай.
– Там были только вы с Хаосом, – прошептал он. – Как только Хаос снял шлем, он убил тебя. Я пытался остановить его, пытался спасти тебя, но… – Джекс открыл и закрыл рот, словно слова никак не шли. – Но не смог. Когда я добрался до Доблести, он уже укусил тебя… и выпил слишком много крови. Ты умерла у меня на руках. Единственное, что я мог сделать, – это воспользоваться камнями и повернуть время вспять. Меня предупреждали, что цена за это будет непомерной, но я думал, что платить придется мне. Я и представить не мог, чего ты лишишься.
– Прости меня, – мысленно попросил он.
– Тебе не за что извиняться, Джекс.
– Это моя вина, – процедил он сквозь стиснутые зубы.
– Нет, ты не виноват. Я потеряла память не потому, что ты повернул время вспять. Я утратила воспоминания, потому что Аполлон забрал их у меня.
На мгновение на лице Джекса появилось убийственное выражение, но он быстро поборол приступ ненависти.
– Это неважно. Важно то, что ты умерла. И если умрешь снова, я больше не смогу тебя вернуть.
– Значит, ты предпочтешь жить без меня?
– Я бы предпочел, чтобы ты жила.
– Я живу, Джекс, и не собираюсь умирать в ближайшее время.
Эванджелина прикрыла глаза, а потом поцеловала его.
Поцелуй был подобен молитве, тихий и почти умоляющий, сотканный из дрожащих губ и нервных прикосновений. Все равно что протягивать руку в темноте, надеясь вот-вот выйти на свет. Губы Джекса имели сладковатый металлический привкус, как яблоки и кровавые слезы одновременно.
– Ты не должна была этого делать, Лисичка, – едва слышно прошептал он.
– Теперь уже слишком поздно. – Эванджелина обвила руками его шею и притянула ближе к себе, приоткрывая рот. Кончик его языка медленно скользнул внутрь.
Поцелуй Джекса оказался гораздо более нежным, чем она себе представляла. Он был похож не на горячечный сон, а скорее на желанную тайну, на опасный шепот, который может вырваться наружу, если вести себя слишком безрассудно. Джекс осторожно скользнул руками вниз, к пуговицам ее плаща, и расстегнул их одну за другой.