Когда родилась Луна - Сара А. Паркер

Толпа начинает расходиться, устремляясь к выходу, и мой пушистый недруг подталкивает меня в том же направлении, в то время как неуверенность скапливается в моей груди, заставляя чувствовать беспокойство.

Что-то выбирать.

Быть внимательной.

Не утонуть, черт возьми.

Я напеваю свою успокаивающую мелодию, прищуриваясь на толпу передо мной, и считаю шаги, представляя, что каждый из них приближает меня к тому мистическому гребаному слову, которое всегда находится в недосягаемости…

Свобода.

ГЛАВА 40

Меня ведут по лабиринту тоннелей под удары гонга. Вдыхать густой, застоявшийся воздух становится легче всего за несколько мгновений до того, как мы оказываемся в большом пыльном кратере. У меня округляются глаза от нереальных размеров ― достаточных, чтобы вместить сюда четыре Колизея и еще останется свободное пространство.

Как будто что-то столкнулось с землей с такой скоростью, что камень сместился.

Нахмурившись, я вспоминаю слова Каана…

Я провел большую часть своей юности и некоторые более поздние периоды своей жизни как воин клана Джокулл. Они всегда жили вблизи этих гор, а недавно заняли кратер, образовавшийся в результате падения луны саберсайта, Орва.

Видимо, вот что это такое. Кратер Орва. Маленькая луна, упавшая чуть больше восьми фаз назад.

Народ заполняет пространство позади меня и крадущегося за мной судьбоносца, как бурлящий поток воды, и у меня голова идет кругом, когда я осматриваюсь по сторонам.

По всей окружности стоят палатки, каждая из которых состоит из четырех деревянных столбов, зарытых в землю, и лоскута кожи, натянутого между ними, являющегося крышей. Они отбрасывают прямоугольные тени, заполненные тканными коврами и множеством глиняных урн, на которых выгравированы светящиеся руны.

Между палатками ― несколько деревянных стоек, уставленных оружием, большинство которого я никогда раньше не видела: дубинки с прикрепленной цепью, на конце увенчанной шипастым шариком, который, кажется, может проломить череп, огромные изогнутые мечи, маленькие плоские клинки с жемчужными зубцами по краю. Оружия так много, что арсенал Руз по сравнению с ним выглядит как детские игрушки.

Кратер покрыт песком, но когда я смотрю на песчинки под ногами пока меня ведут по периметру, я замечаю серые частички.

Железо. Несомненно, чтобы свести на нет способности тех, кто слышит песни стихий.

Я хмурюсь, а затем бросаю взгляд на небо, пронизанное серебристыми нитями Авроры, и россыпь чернильных лун cаберсайтов, виднеющихся вдали.

На краю кратера натянута истертая веревка с черепами ― большинство их них выбелены солнцем. На одном, с клочьями разлагающегося мяса и пучками волос, все еще свисающими с кости, сидит маленькая коричневая птичка.

И клюет ее.

Мое сердце начинает биться учащенно.

В отличие от черепов в палатке, из которой мы только что вышли, эти черепа не принадлежат павшим животным. У них округлые головы и заостренные клыки, причем у самого свежего сохранились гнилые остатки заостренного уха.

Это фейри.

Творцы… Это арена для сражений.

Это и есть мое испытание? Мне предстоит сражаться?

Кончики пальцев покалывает, беспокойство скользит по мне, как змея.

Гонг продолжает звучать, пока мы идем дальше по окружности кратера, мимо палатки за палаткой, фейри перед нами собираются в большой куполообразный зал, похожий на тот, что я видела в грудной клетке павшего дракона. Правда, этот намного больше, и в нем много входов, каждый из которых обрамлен искусно выполненными арками.

Саиза останавливается перед одним из входов, и, достав тканевый цветок из ближайшей корзины, протягивает его мне.

― Не хочешь ли почтить память Орвы?

Мое сердце подпрыгивает так высоко, что следующие слова застревают в горле.

― Падшего саберсайта?

Саиза кивает, мягко улыбаясь.

― Он не распался на части от удара. Потребовалось много воинов, чтобы перекатить его на край кратера. Теперь мы выражаем ему глубокое уважение в надежде, что ни одна луна не упадет на наше место жительства.

Сердце бьется сильно и быстро, я беру цветок, бросая взгляд на своего мерцающего судьбоносца, который снова зевает, подходит к одной из дверей и сворачивается в клубок.

Полагаю, это разрешение.

Сглотнув, я просовываю руку между пологами палатки, успокаиваюсь и делаю шаг внутрь, вдыхая горячий, влажный воздух, запертый под шкурами.

Сердце замирает.

На песке передо мной лежит самая впечатляющая пятнистая луна. Словно Саберсайта прокатили по лужам черных и бронзовых чернил, которые впитались в его маленькие, накладывающиеся друг на друга чешуйки.

У меня выступают слезы, когда я рассматриваю его. Маленький размер и отсутствие шипов ― дань его юности. Левое крыло дракона обхватывает его тело, а голова с редкими клыками лишь частично скрыта под ним, но все же достаточно видна, чтобы я могла разглядеть почти половину его морды с закрытыми веками. Кажется, что он только что погрузился в тихий, спокойный сон, от которого никогда не проснется.

Одна из моих истертых сердечных струн трепещет при этой мысли, потому что этот дракон… он такой маленький. Всего вдвое выше меня. Достаточно большой, чтобы выдержать всадника, о чем свидетельствуют остатки поврежденного седла, прикрепленного к его покрытой чешуей спине.

Ощущение такое, будто рука обхватывает мою шею и крепко сжимает.

Туго.

Хотя некоторые драконы решают взмыть в небо, когда чувствуют, что их время подошло к концу, ― чтобы свернуться в клубок и застыть, ― многие принимают такое решение не по своей воле.

Многие становятся жертвами разрушительных войн, развязанных нами.

А есть и те, кто вообще не поднимается в небо. Они умирают в грязи, снегу или песке и гниют там, где лежат, а их кровь окаменевает. Позже она становится кровавым камнем.

Который мы используем.

Я протягиваю руку, но не успеваю провести пальцами по каменным чешуйкам, как глубоко внутри меня возникает скорбное чувство, побуждающее меня отвернуться. Перестать смотреть.

Нет, не приказ.

Мягкая просьба.

Мольба.

Прочистив горло, я опускаюсь на колени и кладу свой цветок на землю у ног дракона, как это делают другие, добавляя его к растущим кучам подношений ― старых и новых. Затем я прислушиваюсь к этой мольбе. Уважаю ее отчаянную, скорбную просьбу.

Я поворачиваюсь и ухожу, не оглядываясь.

***

Меня ведут на возвышение в тени ― спасение для моей и без того потрескавшейся кожи.

Я смотрю на своего кошачьего недруга, который сворачивается рядом со мной, издавая удовлетворенное урчание. Он прячет морду под длинным пушистым хвостом и, кажется, засыпает.

Очевидно, от меня не ожидают участия в бое. В противном случае он бы загнал меня прямо на